Брак с летальным исходом

Весь боевой запал Мелии тут же испарился, и она бросилась к постели дочери, заключив ту в крепкие объятия.

– Что с ней, миледи? – взволнованно спросила горничная.

– Ее отравили. Дурманом, распаляющим страсть и подчиняющим волю и чувства. Таким же, как тот, что был у меня в свечах, которые вы мне принесли, но ей дали гораздо, гораздо большую дозу.

– Ох, – только и сумела выдавить Мелия. Вид у нее был ошарашенный и непонимающий, и сейчас, когда мне удалось застать ее врасплох, я была практически уверена, что она не притворяется. Горничная действительно ничего не знала ни про зелье, ни про того, кто мог опоить им Лоиссу. – Бедная моя девочка. Что же нам делать, миледи, что делать-то?

Она посмотрела на меня с отчаянной надеждой.

– Ей нужен отдых, а после – укрепляющий отвар, – чуть помедлив, ответила я. – А сейчас оставайтесь тут. Не давайте ей вставать, никуда не выпускайте и никого не впускайте к ней, пусть хоть сам лорд Кастанелло объявится у вашей двери. Это понятно?

Горничная мелко закивала.

– Все сделаю в точности, миледи. – Она погладила дочь по голове. – Ох, горюшко мое, во что же ты впуталась, непутевая…

– Поговорите с ней утром. А сейчас ей нужен покой.

– Конечно, миледи. Да и вам тоже лучше к себе подняться, а то мало ли что. И… – Мелия замолчала, отводя глаза. – Спасибо, что Лоиссу не бросили.

Я через силу улыбнулась. На время забытая усталость вновь накатила волной, вызывая головную боль и озноб. Попрощавшись с Мелией, я побрела к себе. Надо было, конечно, поискать выброшенное кухаркой зелье, но сил на это не осталось никаких.

Уже в галерее, поворачивая в сторону гостевого крыла, я услышала, как со скрипом открывается входная дверь.

* * *

Я надеялась, что засну, едва голова коснется подушки. Но желанное забытье не приходило, мысли метались между зельями господина Кауфмана, одурманенной Лоиссой, приступами лорда, коробкой со специями для «драгоценной Э.С.» и запиской с чертежом необычного кристалла. В углу чем-то шуршал Милорд, и эти звуки врывались в изнуренное сознание, почти оглушая.

Я перебирала в голове все события, случившиеся сегодня вечером, тщетно пытаясь сложить воедино картину происходящего. Однозначно Лоиссе куда больше было известно о дурмане, письмах и прочих странных вещах, происходивших в поместье, чем девушка пыталась показать. Что она делала в комнатах лорда? Откуда взяла опасное зелье и что порывалась отдать мне перед тем, как ей стало дурно? Могла ли она передавать записки, ведь на последней остался явственный след дурмана, раздразнивший аппетит Милорда?

Следовало хорошо расспросить кухарку, когда она придет в себя. Правда, после большой дозы зелья оставалось лишь надеяться, что девушка сумеет вспомнить хоть что-то. Кто-то мастерски заметал следы, не считаясь с жертвами.

Не меньшее недоумение вызывало и поведение лорда Кастанелло. Зачем он отдал мне приказ сидеть в своей комнате, куда скрылся, когда я застала его на первом этаже около запертой двери? Почему не стал разговаривать со мной, не дал объяснений? Если у лорда Кастанелло действительно случился приступ, что спровоцировало его? Неужели все дело в специях и нахлынувших воспоминаниях? Сложно было объяснить внезапную перемену в состоянии лорда чем-либо еще.

Потянувшись к столику, я взяла баночку со смесью циндрийских пряностей. Вытащила пробку, вдохнула. Аромат прокаленных специй щекотал ноздри, напоминая о вечерах в доме господина Кауфмана. О поленьях, потрескивавших в камине – Кауфманы не признавали в быту новомодных кристаллов, предпочитая отапливать дом дровами и готовить в специальной печи. Об экзотических кушаньях, которые обязательно надо было есть руками или кусочком постной лепешки. О смехе почтенного аптекаря и лукавых взглядах госпожи Кауфман, невысокой смуглой женщины, чье лицо и длинные косы скрывал темный платок.

Я прикрыла глаза, растворяясь в воспоминаниях, стараясь хотя бы мысленно на мгновение погрузиться в то состояние расслабленного покоя, которое испытывала тогда. Я бы многое отдала, чтобы вновь оказаться за покрытым белоснежной скатертью столом. Получить из рук хозяйки кружку горячего ароматного чая, чуть пахнущего пряностями, которые она сама же и добавляла, перед тем как передать напиток гостье. Я любила смотреть, как ловкие пальцы женщины скатывают щепотку разноцветной смеси в тугой шарик и аккуратно отпускают над горячим, исходящим паром чаем. Старинный ритуал завораживал, и, наблюдая, как специи, не успев рассыпаться, погружаются в кружку, я забывала о той неясной, глубинной неприязни, которую вызывала у меня циндрийская кухня.

* * *

Едва заметно светящийся шарик специй входил в воду мягко, почти без всплеска, и по поверхности разбегались тонкие круги, один за другим, один за другим…

Я следила за их движением почти неотрывно.