Брат гули-бьябона

Уа почувствовала, что я жив, повернула ко мне румяное волосатое лицо, оскалила в приятельской улыбке свои крупные зубы, ласково поурчала и прибавила шагу. От нее пыхало жаром, и если б не сногсшибательный ветер, то над нами взвивались бы клубы пара. Ее голова, живот, бедра заиндевели, а на шерсти ниже колен висели крупные ледяные сосульки. Но она шла и шла, только ей одной ведомо, куда, потому что в трех шагах из-за мчащейся снежной пелены ничего не было видно.

Здесь, в горах, на крыше мира, вдали от морей, при резко континентальном климате, естественны и дневной нагрев, и ночное охлаждение почвы. Утрами всегда заморозки, а взойдет солнце, накалит каменные громады, и стоит теплынь градусов до двадцати. Но после заката все опять быстро остывает. И бывает такое резкое понижение температуры, что я закрываю уши. А ведь они у меня уральские, и до минус двадцати пяти, а то и до тридцати в Свердловске я никогда не опускал верх ушанки.

Неожиданное падение температуры здесь вызывает сумасшедшие ветры, прямо-таки уральские бураны и пургу. С той только разницей, что здесь не поймешь, то ли это снег из туч, которые опять-таки неизвестно где, наверху или внизу, то ли это снег сдувает с вершин, и поэтому он такой крупный и льдистый. А эта снежная буря была такая сильная и холодная, что я заподумывал: уж не пришла ли зима, может быть, Уа несет меня несколько месяцев?

Мы вошли (странно звучит «мы вошли», когда я лежу на загривке, и меня быстро несут — попробуй вырваться!) в неглубокую расщелину. Две отвесные каменные стены образовывали неширокий коридор, в который только сверху сыпался снег, и было сравнительно тихо.

Я сказал Уа, дескать, давай здесь остановимся.

— Чо, Чо! — ответила она, показывая рукой назад и пошла еще быстрее.

«Хорошо, — думаю, — значит, мой Чо идет за нами. Но откуда Уа это знает?» — тут же усомнился я. При всех самых высоких способностях чуять запахи, шорохи и еще черт знает что, едва ли можно в этакий снежный буран догонять по следу и, тем более, ощущать чье-то преследование.

«Выдумывает все эта Уа!» — решил я и впал было в самую настоящую меланхолию. Мне стало все равно, на все наплевать, будь что будет!

Однако мысли есть мысли. Думать — прекрасное свойство человека! Оно все время беспокоит тебя, напоминает о том, что ты жив, живешь, а отсюда появляются мысли: зачем и для чего живешь, и что ожидает тебя в будущем, и что ты сам можешь и должен сделать для своего будущего.

Я никогда не был пессимистом и не стал им здесь, в обществе гули-бьябонов. Среди них уныния не бывает. Может быть, потому что они не читали стихов Есенина, не учатся и не получают двоек, их не продергивают в стенной газете за плохое поведение — не знаю! Это сложный философский вопрос.

Но, во всяком случае, например, тоскливый свист неистового ветра и мрачная завеса калейдоскопически вертящегося перед глазами снега, которые могут нагнать на слабонервного человека полное отчаяние, — в гули-бьябоне пробуждают только энергию и упорство, прилив упрямых сил и неукротимую волю. В этом они похожи на наших альпинистов, туристов, геологов-разведчиков и вообще на всех тех, кто одержим страстью достичь намеченной цели.

Подставляя ветру и снегу лицо, я стал думать о своем научном сообщении в родном университете: «Человекоподобное существо — гули-бьябон».

Я увлекся и перестал замечать окружающее.

Я сделал твердый вывод, что гули-бьябоны не дикие животные, а люди, стоящие на самой первой ступени человеческого развития. У каждого из них есть зачатки характера. Да-да, именно характера. Ведь у дикого животного, как известно, не может быть характера, а только темперамент.

Очень жалею, что у меня не было таких мыслей прежде, когда мы в общежитии спорили с Колькой Ильинским. Колька много раз доказывал, что главное у человека — темперамент, это, дескать, его внутренняя сущность, непеределываемая основа. У одних, дескать, есть страстная порывистая настойчивость, а у других ее нет, и с таких, дескать, взятки гладки. Колька прикрывался тем, что он флегматик по темпераменту, и был подчеркнутым пижоном, антиобщественником.

До чего же ты, Коля, примитивен! У тебя темперамент гули-бьябона, они тоже, как ты, медлительны, и их как будто бы ничем не удивишь. Но если у гули-бьябонов это естественно здесь при низкой температуре, в суровых условиях высокогорной жизни, в разреженном воздухе, то у тебя это просто отсутствие высокоразвитого интеллекта. И ты еще этим рисуешься, подолгу не ходишь в парикмахерскую, говоришь, что это твой стиль. Ты просто равнодушный ко всему человек. Тебе лишь бы хорошо и вовремя поесть, поярче одеться да не заболеть; чуть вскочит прыщик на морде — у тебя уже трагедия!..

Тьфу! Я даже унизил моих гули-бьябонов, сравнив тебя и твой стиль с ними. Тебе бы, человек Коля Ильинский, такие черты характера, какие в зачатке есть у гули-бьябонов: мужество, чуткость, верность товариществу, последовательность, целеустремленность!