Брат мой, враг мой

– Ах ты сукин сын! – радостно вздохнул он, обращаясь к потолку, к прибору, к первоначальной концепции, ко всему огромному, ещё не видимому и не познанному миру физических явлений, который предстояло исследовать. – Трижды сукин сын! Тебе от меня никуда не уйти! – Через минуту он загорелся неудержимым желанием поскорее взяться за работу и впервые за всё время остро ощутил отсутствие Кена. Он выпрямился и взял телефонную трубку, но ничего не достиг, разве что заставил звонить другой телефон в пустом гостиничном номере, в самом центре города; телефон звонил и звонил с тщетной настойчивостью, пока Дэви, медленно закипая от злости, не бросил трубку. Но злость только подхлестнула его, и через несколько минут он уже набрасывал новый чертеж фотоэлектрической сетки. Он с головой ушел в работу и тогда услышал, как хлопнула наружная дверь.

Дэви вскочил, не выпуская из рук чертежей; он так обрадовался приходу Кена, что не только простил ему долгое отсутствие, но и выругал себя: как он мог рассердиться на него так сразу! Ведь Кен не подошел к телефону только потому, что был уже на пути в лабораторию. Но это оказался вовсе не Кен, а Ван Эпп. Дэви оставалось лишь пожать плечами.

– Я тут надумал кое-что, от чего можно оттолкнуться, – спокойно сказал он. – Пойдемте в мастерскую, я покажу вам, что надо делать.

И они вдвоем взялись за изготовление тончайших деталей для новой конструкции, однако работа подвигалась медленно, потому что ни один из них не обладал тем опытом и изощренным чутьем, какое было у Кена даже в пальцах. До самого вечера и почти весь следующий день трудились они над тонкой, как паутина, конструкцией, натыкаясь на одну неудачу за другой. И всё это время телефон Кена не отвечал. В самом ли деле его не было дома или он лежал в постели на расстоянии вытянутой руки от аппарата, но рука эта обнимала девушку, и поэтому в ответ на настойчивые звонки он только досадливо морщился?

«Пусть себе трезвонит, будь он проклят! – быть может, шептал он, смеясь, на ухо девушке. – Пусть весь мир стучится к нам в дверь! Я слышу только тебя!»

На третий день Дэви и Ван Эппу удалось наконец сделать новую сетку без особых изъянов, и перед Дэви встала задача вскрыть одну из герметически запечатанных трубок. Он поглядел на большой грушеобразный стеклянный баллон со сложным переплетением металлических электродов, намечая ту линию на шейке трубки, где её можно было бы разрезать с наименьшим риском – так, чтобы хлынувший внутрь воздух не испортил её. Дэви точно знал, что надо делать, хотя сам давно уже не вскрывал трубок. Такая тонкая работа была специальностью Кена, но если Дэви сейчас не возьмет всю ответственность на себя, дело не двинется вперёд. Риск был велик: малейшая ошибка могла испортить трубку так, что уже не поправишь, но иного выхода нет – надо рискнуть.

Дэви снял со стены кислородную горелку и распрямил две питавшие её длинные резиновые трубки, чтобы они не переплетались и не мешали ему. Затем он включил газ – на конце горелки затрепетал крошечный жёлтый флажок пламени. Дэви поглядел на него и с тайным страхом, сковывавшим его движения, подошел к стальному баллону с кислородом, своего рода бомбе, поставленной торчком, и открыл первый клапан. Стрелка манометра мгновенно качнулась до сотни фунтов на квадратный дюйм, но Дэви удержал её от дальнейшего скачка и заставил замереть на месте. Затем он стал осторожно поворачивать медную ручку точной регулировки клапана, пока прибор на выходе не показал десять фунтов на квадратный дюйм – гораздо больше, чем ему требовалось, но он всё же пустил струю кислорода в горелку, чтобы проверить силу напора. Кислород ворвался в жёлтое пламя голубой струйкой – пламя вспыхнуло ярче, поголубело, потом посинело, становясь всё темнее и гуще, пока наконец трепещущий флажок не сузился и не превратился в красивый синий вымпел, напрягшийся под напором дувшего сквозь него кислородного ветра. Дэви приоткрыл клапан чуть побольше – вымпел стал острой прозрачной голубой иглой, до того накаленной, что она могла бы расплавить сталь.

Дэви всё же не мог заставить себя притронуться к трубке, не попытавшись ещё раз вызвать Кена. Он выключил кислород, и гудящая игла снова превратилась в жёлтый язычок, слегка загибающийся кверху от тока воздуха в комнате; пламя было снова спокойным и тихим, как огонек свечи.