Брат, найди брата

«Нашел что придумать, — пацаны закричали. — Вот брехло так брехло!» Дверь в класс была слегка приоткрыта, а теперь открылась совсем — оказывается, Мария Станиславовна стояла в коридоре и все слышала. На следующей перемене Алешку Воронкина зачем-то потащили к директору, а когда его потом в классе стали спрашивать, зачем таскали, Алешка сказал: «Дерик говорит: запомни, Воронкин, никакого железного сундучка у вас дома нету, ясно тебе? Как будто он знает!» Все стали кричать: «И правильно — а почему? Да потому, что дерик умный, а ты, Воронкин, дурак». И тогда Алешка и предложил: «А спорим на что угодно?.. Завтра, когда мы начнем переезжать, вы приходите, а вещи станут выносить, тут я вам железный сундучок и покажу!» Ну те, кто далеко живет, сказали спасибочки, как-нибудь обойдемся, переживем, если и не увидим, а мальчишки, которые поближе, и в самом деле пришли. Во дворе у Воронкиных около двухэтажного их коттеджа стояла большая машина с откинутым задним бортом, рабочие приставили к кабине на попа громадный овальный стол из белого дерева и теперь подпирали его таким же громадным белым шкафом. Вокруг уже было как на ярмарке: выстроились за своими заборами соседи, а напротив дома на улице толпились просто прохожие. Все говорили, что у Воронкиных восемь или десять больших ковров, и ждали, когда эти ковры начнут выносить, чтобы посчитать точно. Пацаны позвали Алешку, и он обрадовался, сказал, пусть никуда не уходят, скоро увидят, зачем пришли. Люди вокруг все еще считали ковры, когда в дому подкатила «Волга», из нее с двух сторон разом вылезли председатель Воронкин и его шофер Карповец. На несколько минут они скрылись в коттедже, а оттуда показались с небольшим, завернутым в байковое одеяло ящиком, который они держали с боков за перепоясавшие этот ящик веревки. За ними почти тут же выбежал Алешка Воронкин, догнал их и пошел следом. Шел он так, вроде бы от нечего делать — то пнет ногою камушек и слегка приотстанет, а то потом вприпрыжку отца с шофером догонит, но пацаны-то хорошо видели, что он то и дело наставляет на замотанный в одеяло ящик указательный палец и как будто долбит им: ну вот, мол! Вот же! Но пацаны ему не поверили, мало ли. Если, они сказали, у вас, Алешка, десять ковров, то почему только один-единственный цветной телик? «Горизонт» уже стоял тогда на грузовой машине, никто не спорит, но как докажешь, что батя с шофером тащили в «Волгу» этот самый железный сундучок с деньгами, а не второй телевизор?.. Вот если бы ты принес да показал хотя бы пачку! Но пачку Алешка Воронкин так и не принес — брехло несчастное.

Или это правда — то, что он говорил им? Или все-таки неправда?..

Пока Никита о Воронкиных думал, мама с бабкой Аленихой заговорили про Карповца.

— А что, моя детка, думаешь? — рассуждала шепотом бабка. — Может, и он спортил. У его и вид — ты токо на него погляди. Волосы как вороново крыло, аж лоснятся, мордатый да губастый, а глаза черные да, мало сказать, бесстыжие — это пускай, кто не знает, то так и говорит… А я, моя детка, точно знаю: дурной у него глаз, ох дурной! На том краю, где живет, женщины рассказывали: соседка его сажала лук, а он к плетню подошел. А чего ты, бабка, спрашивает, сажаешь? Он же у тебя не взойдет! И хоть бы одна стрелочка из земли показалась! Другая соседка скотину в стадо на зорьке выгнала, а тут он навстречу. Идет, говорит, прямо на корову, она от него аж отшатнулась. Дак молоко, говорит, полгода было такое горькое, что в рот не возьмешь!.. Вера, детка моя, зачем бы люди стали брехать? Ну на тебя ж вот такое никто не говорит? А он по улице ехал на машине, а одна женщина молодая шла с ребенком, с грудничком на руках. Ну не заметила, стала не там переходить, а он на машине сзади подкрался да как задудит! Та чуть ребеночка не выронила. Дак весь тот куток, где они живут, веришь, неделю глаз не смыкал — так этот ребеночек, бедный, кричал по ночам…

Неужели все это правда — и про лук, что на грядке не вырос, и про горькое молоко, и про маленького ребеночка, который так сильно плакал? И что ж теперь, если правда, — идти к какой-то дряхлой старушке и любоваться там на его и в самом деле противную рожу, которая выльется из растопленного воска или сложится из политых водою мокрых камушков? Эх вы!

И опять виделось Никите — уже в какой раз!

Вот с ружьем в руках стоит у загородки на краю кошары отец, ладонью прикрывает глаза от жаркого полуденного солнца, смотрит в степь, но в степи — никого, только волнуется под ветром трава, только без конца и без края серебрится ковыль.

Чуть в сторонке горцы сидят на бурке под кустиком, жуют свой сушеный сыр, а около конторы председатель Воронкин и его шофер Карповец поставили в «Волгу» пузатый портфель с водкой, погрузили в нее железный сундучок.