– Все, хватит мне тут концертов! – повысил голос старший брат. – Пошли.
Когда странные мои заказчики удалились, я начала с простейшего: вбила Польскую Ольгу Савельевну в поисковик.
Можно уволиться с работы и сбежать с квартиры – но кто в наше время станет удалять профиль в социальных сетях?
Однако странички Ольги оказались скудными, практически нежилыми. Никаких «Я сегодня пью кофе там-то и иду на концерт туда-то». Последние записи – месячной давности, и то перепосты.
Но искомые фамилия-имя-отчество нашлись – к моему огромному удивлению – в числе выпускников хореографического училища при Главном театре страны. Полная тезка? Надо проверить. Я открыла краткую справку. Там значилось: «
Круто. Несомненно, та самая. Неужели она еще и балерина? А несчастный инвалид в нее влюбился!
Если отбросить его болезнь, были бы прекрасной парой.
С фотографии на меня глядело очередное идеальное лицо – только женское. Лебединая, как положено танцовщицам, шея, гордая посадка головы, глазищи-блюдца в оперении шелка ресниц.
Странно, что Федор столь дивную красавицу для себя не приметил. Но старший сказал определенно: «Не знаю даже, как выглядит. Я на училок не смотрю. Мое дело – привести, забрать, заплатить».
– А Ольга его единственной учительницей была?
– Нет, конечно. Там человек двадцать. С одними рисуют, с другими – в кубики играют.
– Но пообщаться ведь с ними можно?
– Можно. Но я не общался. Некогда. Да я и не мамка, чтоб спрашивать, чему там мой пупсинька научился.
Федор в Центре только двоих знал: администратора по имени Ксюша и еще назвал Антонину Валерьевну. «Это самая главная. Она официально Боева, но все Забоевой называют. Потому что любой проект пробьет и, говорят, прибить, если что, может».
Начальницу я пока решила не беспокоить. Но поговорить с Ксюшей надо попробовать. Тем более Федя сказал, что болтать девушка обожает. Да и Центр реабилитации располагался удобно – всего в двух станциях метро от нашего агентства, на задворках Кузьминского кладбища.
Я ждала чего-то похожего на районную поликлинику, но местечко оказалось светлым, чистым, радостным. Перед зданием раскинулся отличный садик с фруктовыми деревьями, хвойниками, фонариками и чистыми дорожками. В фойе пахло ванилью и кофе. Из аквариума таращились горбоносые рыбы-попугаи, холодно-зеленые стены пестрели буйством красок. Судя по полной абстракции, то были картины Кандинского – или, скорее всего, пациентов.
Рыжеволосая Ксюша встретила приветливо:
– Вы к нам впервые? Чем могу помочь?
И с интересом уставилась на мои ногти, крашенные по технологии «кошачий глаз».
Легенду я придумывать не стала, сказала правду.
Хозяйка ресепшена округлила глаза:
– Обалдеть! Наш Ярик – сам – частного детектива нанял?!
– Ну, не совсем сам. Они с братом приходили. Но идея его.
– Да, Ярослав жжет, – округлила глаза Ксюша. – Сюда ходить бросил, как только Ольга ушла. Теперь еще и сыщика прислал!
Я понизила голос:
– Он подросток. Возможно, это первая любовь?
Девушка с сомнением протянула:
– У них? Любовь?!
– А почему нет?
– Потому что они другие. Аутята – то есть, пардон, больные с расстройствами аутистического спектра – они отношения вообще не умеют строить. Я уже шесть лет здесь работаю – и ни одной романтической истории. Между взрослыми пациентами – да, бывает иногда. Но чисто секс. А любовь – это ведь поговорить. Подарки. Цветы. Аутисты ничего этого не могут.
– Ладно, не любовь. Просто взрыв чувств. Гормональный бунт. Он на нее набросился, девушка, допустим, испугалась… – начала фантазировать я.
– На Ольгу-то? – наморщила нос Ксюша. – Набросился?! Да Ярик ее боялся, как огня!
– Боялся?
– Она дистанцию держала прекрасно. И рявкнуть умела. Даже Антонина Валерьевна ей замечания делала, что нельзя так орать.
– Прямо орала?
– А как не орать, когда с аутистами балет ставишь?
– Они что, правда ставили настоящий балет?!
Ксюша улыбнулась:
– Метод «Игровое время»[5]
везде есть. А наш Центр – экспериментальная площадка. Здесь все можно. Если есть шанс, что больным поможет. Ольгина идея, конечно, совсем завиральной казалась, но все равно решили попробовать. Антонина Валерьевна сказала, что будет интересно связать в одно две несовместимые категории. Больные с ограниченной подвижностью – и балет. Специально под проект станки купили. Зеркала. Пианиста взяли на четверть ставки.– И что они ставили?
– Вторую часть «Артефакт-сюиты» Фредерика Форсайта, – заученно отбарабанила Ксюша.
– Никогда не слышала, – призналась я.
– Ну… это такой очень современный балет. На музыку Эвы Кроссман-Хехт. – Понизила голос, хихикнула. – Скрип и скрежет, короче.