Брат ответит

Но и позорно ретироваться стыдно, поэтому я начала отчаянно напрягать извилины.

Позвонить на ресепшен и попросить Ксюшу выйти? Телефоны могут прослушивать. Да и нельзя ей, наверное, уходить посреди рабочего дня.

Может, просто вечером еще раз съездить к братьям Дорофеевым домой?

Но, сама не знаю почему, не хотелось мне посвящать в довольно щепетильную тему кастрации Федора.

Я взялась обдумывать совсем глупую идею: позвонить в Индию Паше и спросить совета у него.

Но внезапно повезло. Или Ксюша — неведомым образом, через эфир, — считала мое горячее желание с ней пообщаться.

Я вдруг увидела: рыженькая минует проходную и торопливо шагает в сторону ближайшего магазина.

Паша в подобных случаях всегда возносил хвалу Иоанну-воину — покровителю сыщиков. Я тоже неуверенно пробормотала: «Спасибо, э… Иван, огромное!» — и бросилась вслед за Ксюшей в супермаркет.

Подлетела к ней сзади — в момент, когда девушка набирала в пакет бюджетные конфетки «Очумелый шмелик».

— Ксюша, привет!

Бедняга шарахнулась. Но сразу узнала. Пробормотала:

— Ф-фу, Римма, напугала.

Бросила своих «шмеликов» и сразу начала упрекать:

— Это ты Ярику про Ольгу наплела?

— Ну… — растерялась я.

А Ксюша скорбно покачала головой:

— Нехорошо. Он обычно молчит, как сыч, но вчера уже всем доложил: Оля скоро за ним приедет.

Я развела руками:

— Другого выхода не было. Он иначе не хотел в Центр ходить.

Рыженькая укоризненно произнесла:

— Я понимаю, но все равно с аутистами так нельзя. Они же особенные люди. Обычный человек подождет любимую — да забудет. А Ярик теперь всю жизнь ее будет караулить. Или еще хуже: сбежит и искать пойдет. От него теперь чего хочешь ждать можно. Очень изменился, все преподы сразу заметили. Такой самостоятельный стал. Говорит лучше. Лейла вообще сказала: надо попробовать, чтобы он школьную программу освоил.

— Я тебе говорю: любовь лечит всех. Независимо от диагноза! — важно произнесла я. А дальше приняла просительный вид: — Ксюша, можешь мне доброе дело сделать?

Рыженькая нахмурилась:

— Опять с кем-то из наших свести? Даже не думай. Про тебя особое предупреждение: внутрь не пускать, если появишься — сообщать сразу.

— Это кто сказал?

— Антонина Валерьевна, начальница.

— А почему?

Ксюша смутилась:

— Она сказала, тут дело резонансное. А ты всего лишь частный детектив. Да еще без лицензии.

— Я в расследование вообще не лезу, — уверенно соврала я. — Мне нужно с Яриком пообщаться. Только так, чтобы Федор не знал.

— А зачем? — Рыженькая, несомненно, умирала от любопытства.

— Ну, ты опять сейчас начнешь: аутист, иной, не поймет. Не скажу. Секрет.

— Тогда помогать тебе не буду, — пожала плечами она.

Отлично. Шанс у меня есть.

— Понимаешь, — задумчиво произнесла я, — Федор на него, по-моему, слишком давит. Приказами сыплет, что твой прапорщик. А я хочу научить Ярика, чтобы не поддавался. Себя в обиду не давал.

Ксюша фыркнула:

— Ты с ума сошла! Как можно учить против Федьки переть? Он и прибить может.

— Глупости. Младший брат для него святое. А я изучала психологию и знаю методику, как противостоять агрессии. Могу любого научить. Даже больного аутизмом.

Пурга редкостная, Ксюша даже хмыкнула:

— Мутная ты, Римма. Ни на детектива не похожа, ни на психолога.

— Главное, что я Ярику помочь хочу.

Она заметила грустно:

— У тебя ничего не получится.

— Нельзя сдаваться, пока не попробуешь.

— Ладно, — важно кивнула Ксюша. — Давай тогда я тоже психологом буду. Посмотри мне в глаза и скажи: ты его не обидишь?

Я твердо выдержала ее взгляд:

— Никогда.

— Хорошо. Сейчас приведу.

— А у тебя неприятностей не будет?

— Ерунда. Навру что-нибудь, — отмахнулась.

* * *

Ярик бросился ко мне с просветленным лицом:

— Римма? Про Олю?!

По счастью, у меня имелось, чем его порадовать.

Я достала телефон, открыла галерею.

Фотография балерины — на берегу реки Великой, волосы развеваются, щеки горят — вогнала беднягу в состояние полного ступора. Вцепился в аппарат, ссутулился, склонился низко-низко к экрану. И смотрит, глаз не отрывает.

Я терпела. Ждала. Хотела дать ему вволю налюбоваться. Но на исходе десятой минуты не выдержала:

— Ярик!

Он взглянул, будто не узнает, и вцепился в мой телефон еще крепче.

— Я напечатаю тебе эту фотографию. И вставлю в рамку. И постараюсь, чтобы Оля тебе ее подписала, — бормотала я, ощущая себя последней и абсолютной сволочью.

— Слово? — серьезно спросил парень.

И впервые взглянул не под ноги, не в сторону, не сквозь меня — но прямо в глаза. Боже, какой он красавец!

— Слово, — отозвалась я. И твердо добавила: — Но ты должен помочь Ольге поскорее вернуться к тебе.

— Как?

«А он действительно изменился. Смотрит в лицо. Нормально общается. Почти нормально».

Я поспешно — пока Ярик в просветлении — выдала заготовку:

— Оля уехала, потому что боялась. Мне никто не говорит, что ее напугало. Может быть, ты поможешь?

Он снова потупился. Пробормотал:

— Я не знаю.

— Хорошо. Вы у себя в Центре кушаете?

Ярик ни капли не удивился, что тема внезапно сменилась. Начал подробно объяснять:

— У нас есть завтрак-второй завтрак-обед-полдник-ужин. Каша и борщ невкусные. Булки мягкие. Мясо кислое. Картошка говорящая.

— Это как?