Брат Третьей Степени

Монсеньор Дюран, господин лет шестидесяти с бородкой и усами военного образца, чуть тронутыми сединой, лично встретил нас, тепло поприветствовал и пригласил в свою приемную. Проведя некоторое время и приятной беседе, Гарсия поднялся и, пообещав навестить меня, покинул дом. Оставшись наедине с монсеньором Дюраном, я незамедлительно передал ему послание отца.

Когда он сломал печать и развернул письмо, я мельком увидел, что оно написано иероглифами. Дюран молча прочитал текст, а затем повернулся и, устремив на меня свои темные, проницательные глаза, несколько секунд пристально смотрел, как бы пытаясь прочесть мои сокровенные мысли. Наконец, видимо удовлетворенный своими наблюдениями, очень мило сообщил, что я буду его гостем некоторое время, а так как я, без сомнения, утомлен, сейчас он проводит меня в отведенную мне комнату.

Комната на втором этаже была хорошо обставлена, окно выходило на лужайку. Дюран велел мне отдохнуть, привести себя в порядок и вообще чувствовать, как дома, сообщил, что зайдет за мною через час и проводит к чаю с мадам Дюран и их дочерью Камиллой.

Часом позже он вернулся, и мы прошли в чайную комнату. Мадам, полная женщина среднего роста с широким лицом, выражающим материнскую любовь, черноглазая и черноволосая, в обращении была сама доброта и снисходительность. Камилла оказалась величавой статной брюнеткой с высоким бледным челом и лучистыми глазами, которые приветливо улыбнулись мне, когда она пожала мою руку и заняла место рядом за столом. Их приятные манеры вскорости заставили меня ощутить себя членом семьи и отбросить всякие условности.

Ужин состоял единственно из фруктов и орехов. Мадам Дюран сочла нужным пояснить, что, согласно их правилам, они едят два раза в день и лишь слегка перекусывают вечером. Я уверил их, что в этом для меня нет никакого неудобства, так как я с самого детства воспитан на строгой буддистской диете, принимаю пищу дважды в день и не ем мяса. После получасового разговора мы с Камиллой стали друзьями и отправились осматривать дом с искреннего одобрения ее родителей.

Было очевидно, что образованием Камиллы не пренебрегали. Пока мы ходили по богато убранным залам и поднимались по мраморной лестнице, она говорила равно свободно об искусстве, науке и философии. Её мысли, казалось, инстинктивно следовали тем же путем, что и мои, и наши мнения почти по каждому вопросу совпадали. Как приятно беседовать и общаться с теми, чьи мысли созвучны вашим собственным! Более часа мы провели в чудной картинной галерее, и не прозвучало ни одного глупого или фривольного слова. Перед тем как расстаться, чтобы отправиться спать, мы договорились о завтрашней прогулке по городу.

Утром мосье Дюран встретил меня в зале и сказал, что хотел бы переговорить со мною до нашей поездки, поэтому сразу после завтрака мы вместе отправились в его личные апартаменты. Закрыв дверь, он усадил меня за стол, стоявший в центре комнаты, и сам занял место напротив. Наклонившись вперед и пристально глядя мне в глаза, он сказал:

— Альфонсо Колоно, ваш отец сообщил мне в письме, что вы стремитесь к поступлению в определенные тайные школы в Париже, а далее он ручается за вашу подготовку и знания. Искренне ли ваше желание поступить в школу подобного рода? Если так, то какой мотив лежит в основе этого желания?

— Монсеньор Дюран, с детства я почитал знание, и ныне оно является целью моей жизни, — заверил я. — Информация, которую может дать мир внешней науки, не удовлетворяет меня, там ничего не говорится об истинной природе вещей, ее знание состоит только из скопления необъясненных фактов и феноменов. Но учения, полученные от отца, привели меня к пониманию, что есть в мире такие люди, чьи познания не ограничены столь узкими рамками, и что они помогут мне достичь истинного знания. Именно их я ищу.

— Понимаете ли вы, насколько серьезна природа истинных знаний? Известны ли вам требования, необходимые для их получения? Известно ли вам о безмерной ответственности и долге, которые приходят вместе с ними?

— Это до некоторой степени мне известно и мною осознано. Я готов и желаю принять на себя такую ответственность.

— Вы говорите смело и искренне, но, боюсь, что вам известно не все. Тем не менее, я верю в чистоту ваших мотивов, постараюсь найти кого-нибудь, кто связан с этой школой, и расскажу ему о вашем стремлении. В настоящее время вы не должны в разговорах с Камиллой обсуждать этот предмет, более того, вы должны обещать, что будете хранить молчание. Даете ли вы это обещание? — Да, — ответил я.