— Знаешь, — сказала она, подавшись вперед, — на месте мужчин я постыдилась бы требовать от женщин того, чем они сами не обладают, — чистоты, непорочности. Позор! Какой стыд, что человек узаконил подобную мораль! А женщина — да смилуются небеса над ее слепотой и невежеством! — позволяет свершаться злу, ибо прощает мужчине то, чего не прощает представительницам своего же пола. — Иола выпрямилась в кресле, и ее до этого оживленное лицо приняло печальное выражение. — Увы, страсть слепа, глуха и нема и не прислушивается к убеждениям, лишь страдание может убить чудовище. Да будет благословенно страдание!
— Моя дорогая, — сказал я, когда она умолкла, — я любил тебя и прежде, но теперь мое чувство возросло до бесконечности. Я соглашаюсь с каждым твоим словом и хотел бы, чтобы весь мир сделал то же самое. Ты сказала, что будешь слушаться меня и станешь моей смиренной слугой, не так ли?
Она испытующе посмотрела на меня:
— А будешь ли ты добрым хозяином? — Тон ее был серьезен. Я не вполне понял вопрос, но ухватился за возможность сказать:
— Я готов быть тебе хорошим мужем, любимая.
— Ты же собирался стать монахом, — быстро отозвалась она, не удосужившись ответить ни «да», ни «нет». — Кстати, я вспомнила, что не дала разъяснений по одному из твоих вопросов. Мы — не монахи и не монахини, хотя многие из нас являются ими по сути. Но это — монашество особого рода, и ты поймешь все позднее.
Иола уклонялась от ответа, но я решил проявить упорство:
— Ты действительно считаешь, что я должен стать монахом? — Такое решение можешь принять только ты сам. Но не здесь. У нас есть одно правило, с которым я должна тебя сразу же ознакомить: каждый обязан делать выбор по своей свободной воле, не спрашивая совета. Это одно из важнейших правил оккультизма.
— Что ж, мне остается только довериться собственному внутреннему голосу, — сказал я, одновременно задаваясь вопросом: кем же все-таки она хочет меня видеть?
— Нет руководителя лучше, — отозвалась Иола и, будто прочитав мои мысли, посоветовала, — никогда не старайся сделать что-либо в угоду другим, поступай по совести, так, как считаешь правильным. И чем меньше будет заботы о себе в твоем решении, тем оно вернее.
— Ты избрала совесть единственным ориентиром в жизни? Ведь совесть — понятие относительное, а порой даже неопределенное.
— В обычном человеке совесть должна сочетаться со здравомыслием; у посвященного они — одно целое. Да, для большинства людей совесть и здравый смысл — понятия относительные, но не потому, что они действительно таковы, а потому, что таковы средства, которыми эти люди пользуются. И совесть, и здравый смысл сами по себе являются принадлежностью Бесконечного и, значит, совершенны. Но они получают окраску тех условий, в которых проявлены, поэтому и кажутся несовершенными. Великий музыкант не может извлечь совершенной музыки из негодного инструмента; Божественные совесть и здравый смысл тоже не могут найти совершенного выражения в несовершенном человеке. Чем выше твое совершенство, тем более совершенное выражение находят в тебе Божественные качества. Верно Иисус говорил: живя, познаешь учение. Тот, кто живет в чистоте и бескорыстии, сам воспитывает свой разум, и та информация или знания, которые он обретает, непостижимы для других, не обладающих таким же пониманием. Избавься от всего личного, потому что личность постоянно извращает истину. — Она бросила взгляд на часы. — Уже час. Я должна оставить тебя ненадолго. Чувствуй себя как дома, я скоро вернусь.
С этими словами Иола поднялась и вышла из комнаты. Пользуясь правом брата (Или будущего мужа?.. Я так и не представлял — кого же?), я решил ознакомиться со своим новым окружением. Кроме гостиной в распоряжении Иолы были две спальни с ванными и туалетными комнатами. «Вот уж поистине странные монахи и монахини, — подумал я, осматривая ее элегантно обставленные апартаменты. — Можно ли предаваться такой роскоши, когда в мире столько бедности и страданий? Как совместить все это?»