Братья

Захаренок оторопел, не понял сперва, а когда понял - начал смеяться, за ним засмеялись идущие рядом, и те, что шли дальше и не знали, что за смех, откуда взялся, по какому поводу, тоже смеялись. Смех - заразителен.

– По-чи-ню… По-чи-ню… - выдавливал сквозь смех Захаренок.

А женщина, не понимая, что же тут смешного, - ведь взял самовар в починку и сгинул бог знает куда на столько времени, - шла рядом и сердито кивала.

А от тюрьмы шла третья колонна, пожалуй, самая пестрая, самая измученная и счастливая. Несколько женщин бросились навстречу, обнимали своих близких. А впереди этой странной колонны шел Федорович в одной майке и в плисовых штанах, подвязанных веревкой, босой, и держал в руках доску с привязанной к ней малиновой рубахой, простреленной, как решето.

По улице шагал военный оркестр. Медные трубы сверкали на солнце. Рядом с оркестром бежали счастливые мальчишки и девчонки.

Гремел марш. Медные трубы звали Победу. А она была еще далеко, за сотни километров, за сотни дней. За сотни боев и смертей.

Но отсвет ее уже горел в медных, начищенных трубах!

This file was created

with BookDesigner program

[e-mail]

12/14/2007