Женщина, игравшая роль трехлетней дочери, растерялась.
– Надо же! – воскликнула она. – Когда вы в первый раз кричали на меня и ругались, я подумала: «Вот здорово! Мама теперь со мной». Но во второй раз, когда вы сосредоточились на моей сестре, я подумала, что не стоило этого делать. Я не буду так больше поступать!
– А если вы неверно оценили поведение детей? – вступила в разговор другая женщина. – Моя сестра вечно била меня, и мама считала ее агрессивной. Но она не знала, что я нарочно дразнила сестру, чтобы
На лицах нескольких слушателей появились понимающие улыбки. Да, такой сценарий отношений между братьями и сестрами явно был довольно распространенным.
– Вот вам и еще одна причина, – сказала я, – по которой мы не должны навязывать детям определенные роли. Даже увидев все происходящее, мы с легкостью можем сделать неверные выводы.
Мать двух дочерей покачала головой.
– Может быть, и так, – сказала она, – но, по моему мнению, каждый ребенок рождается с определенным характером, и мы не можем его изменить. Я знаю, что мои дочери – разные от рождения. Они – как день и ночь. Младшая всегда проказничает, а старшая…
Я перестала слушать, точно зная, что она скажет. Более того, в определенный момент я бы с ней полностью согласилась. Я тайком вздохнула. Как достучаться до нее? Я подумала, не рассказать ли о собственных детях, но решила этого не делать. У меня было одно воспоминание, которое не хотелось оживлять.
Мне стало трудно дышать. Женщина продолжала говорить о незыблемости врожденных черт характера. Наконец она закончила:
– Думать, что мы можем изменить человеческий характер, это все равно что биться головой об стенку.
Я осмотрелась, надеясь увидеть того, кто ей возразит. Все молчали. Несколько человек сидели с печальным видом. Я поняла, что придется выступить самой.
– Когда-то и я думала так же, – медленно произнесла я. – Особенно когда мои дети были маленькими. Я решила, что старший – прирожденный «агрессор», а младший – хрупкий и мягкий. Ежедневно я получала новые подтверждения этому. Каждый день Дэвид становился все более жестоким, а Энди казался все более уязвимым, несчастным и нуждающимся в моей защите.
Все изменилось, когда им исполнилось десять и семь лет. Я была на занятиях у доктора Гинотта. Он говорил о том, что мы воспринимаем детей не такими, каковы они есть, а какими надеемся их видеть. Эта мысль изменила мое восприятие. Я взглянула на своих мальчиков другими глазами. Какими я надеялась их видеть?
Ответ пришел не сразу. Мне пришлось о многом задуматься. Да, Дэвид кажется жестоким и агрессивным, но способен и на добрые поступки. Он умеет сдерживаться, добиваться желаемого мирным путем. Эти его качества следовало развивать и поддерживать.
В то же время я понимала, что не должна больше воспринимать Энди как «жертву». Нужно было избавиться от этого мысленного ярлыка. В моем доме нет жертв. Есть мальчик, которому нужно научиться защищаться и требовать уважения к себе.
Изменение моих мыслей сотворило чудо. По крайней мере, мне казалось чудом то, как мальчики стали реагировать на мои новые ожидания. Часть этой истории я изложила в другой книге. Но я не написала о том, что собираюсь рассказать вам сейчас.
Я сделала глубокий вдох, мне не хотелось переходить к следующей части рассказа.