- Вы спрашивали о своем будущем? - продолжал он. - У меня есть для вас ответ. Но это неприятный ответ, и я не знаю, какая вам польза от того, что вы его узнаете. Хотите, чтобы я сказал? - Его дерзкие синие глаза испытующе впились в глаза Тишлера, который старался отвести свой взгляд.
- Что-нибудь сногсшибательное? - отозвался неприятным хриплым голосом господин Тишлер. - Или вы полагаете, господин Лаутензак, - продолжал он вызывающе, - слова, которые вы сейчас произнесете, изменят мой жизненный путь?
- Может быть, изменят, а может быть, и нет, - спокойно ответил Оскар. Все зависит от того, насколько здраво вы способны рассуждать, господин Д. или Т.
- Выкладывайте вашу мудрость, - нетерпеливо заявил господин Тишлер.
Оскар откинул голову, закрыл глаза.
- Я вижу теперь будущее, - возвестил он, - я вижу, что будет через десять лет. Десять лет, считая с нынешнего дня. Я вижу что-то вроде леса. Между деревьями - камни. Это могильные памятники. А, это Лесное кладбище. Я вижу один памятник. Не слишком богатый. И надпись простая. Буквы стерты, но приблизительно прочесть можно. Там написано "Антон Тилер" или что-то в этом роде. - И после короткой, зловещей паузы добавил: - Памятник уже не новый, он несколько обветшал. - Оскар опять открыл глаза. - Очень сожалею, что не могу сообщить ничего более утешительного, господин Тилер, но я вас предупредил.
Публике стало не по себе. Господин Тишлер еще больше побледнел и пожелтел, но заявил с нервической напускной бодростью:
- Все это вздор. Никогда я не позволю хоронить себя в Берлине. Об этом и речи не может быть. Я не хочу, чтобы меня похоронили в Берлине.
Однако Оскар возразил с изысканной вежливостью:
- Возможно, это будет зависеть не только от вас. Я предсказываю лишь то, что мне открывают силы, более могущественные, чем вы и я.
Он с удовлетворением заметил, что его дерзкое пророчество произвело впечатление. Затем стал выбирать следующую жертву. Вон тот, высокий грузный блондин с толстощеким розовым лицом, - очевидно, доктор Кадерейт, магнат тяжелой промышленности. Оскар испытующе посмотрел в его сонные хитрые глаза. С этим господином будет нелегко. Доктор Кадерейт был здесь самым важным гостем - это особенно подчеркивал Гансйорг.
Оскар не стал пускаться в долгие мистические приготовления, а сразу же приступил к делу. Лишь на несколько мгновений сомкнул он глаза, потом заявил:
- Эта вот записка от вас, доктор Кадерейт. - И, наклонив голову, вежливо пояснил: - Что именно вы и есть господин доктор Кадерейт, я узнал раньше, ваши фото не раз появлялись в газетах. Но то, что я вам сейчас скажу, - продолжал Оскар с легкой улыбкой, - идет из других источников.
- Пожалуйста, - приветливо отозвался доктор Кадерейт; у этого статного, крупного человека был странно высокий, почти женский голос.
Оскар не впал в транс, но глубоко погрузил свой внимательный взгляд в глаза Кадерейта, в эти хитрые, непроницаемые глаза. И голос Оскара зазвучал по-будничному, только говорил он медленнее, чтобы с его губ не сорвалось ни одно необдуманное слово.
- Я вижу вас, - сказал он, - в сопровождении людей в мундирах. Я вижу, как вы ведете этих люден через большие светлые залы. Вижу машины. Должно быть, это завод. Я ошибаюсь?
- Нет, это довольно правдоподобно, - раздался из публики насмешливый звонкий голосок, принадлежавший маленькой изящной женщине, видимо, жене доктора Кадерейта. - Довольно правдоподобно, что заводчик находится на заводе. - В публике раздался легкий смешок.
- Пожалуйста, но мешайте маэстро, - вежливо, но строго попросил Алоиз.
"А эта дамочка опасна", - решил Оскар. На тех скудных сведениях о Кадерейте, которые ему удалось получить, тут не выедешь. Чтобы опять подчинить себе публику, нужно ввести в бой резервы - его настоящую силу, прозрение, "видение". Он должен рискнуть. Если поток его силы достигнет Кадерейта - Оскар победил, если нет - ну что ж, сражение проиграно.
Он закрывает глаза, погружается в себя. Удача! Вот оно. Оскар чувствует в груди едва ощутимое движение, точно разрывается шелковая ткань. Медленно открывает глаза. Но, к его удивлению, поток идет не к доктору Кадерейту, а к его соседке, маленькой женщине, той самой, которая так дерзко прервала его.
Об этой женщине он ничего не знает; в отношении ее - хочет он или нет ему придется опираться только на силу своего "видения"! И он впивается взглядом в ее лицо, смугло-бледное, дерзкое, мальчишеское, с ясными серыми глазами. Он уже не дает ей отвести глаза, и, несмотря на весь свой насмешливый и гордый вид, Ильза Кадерейт чувствует, как ею овладевает что-то чуждое и принуждает против ее воли выдавать свои сокровенные чувства и мысли.
Лицо Оскара точно опустело, красные губы чуть раздвинуты, глаза опять полузакрыты.
- У меня нет никакой вести для господина доктора Кадерейта, - говорит он, - я обращаюсь теперь к вам, сударыня. - Его голос замедляется, становится тягучим, сонным.
- О будущем мне вам сказать нечего, но я могу сказать о ваших мыслях и желаниях больше, чем вам известно о них самой.