Братья Шелленберг

– Скажите мне, пожалуйста, – пристал слесарь к Георгу, – вы художник? Христина всегда рассказывала, что водит знакомство с художниками. За ваше здоровье! Эй, Антон, – обратился он вдруг к хозяину, – можно ли мне тут сидеть? Она там лежит, а дверь открыта. У нее с пальца еще не снято кольцо. Здесь в доме такой сброд живет, без всякой совести. В нашем городе все возможно, милый человек! Знавал я одного отчаянного парня. Он мне рассказывал, что забрался как-то в Груневальде в одну виллу, – и что же он вдруг видит? Лежит покойник, еврей. Но это не помешало ему унести все серебро. Вот какие тут люди, сударь мой! А вот я вам еще другую историю расскажу, – продолжал он, охмелев, придвинулся к Георгу и положил на его руку свою тяжелую ладонь. – Слушайте, это такая замечательная история, какой вы еще никогда не слыхали. Такой истории вы и в газете не найдете!

«Вот сейчас я уже не молодой, а посмотрели бы вы на меня, каким я был двадцать лет назад. Лихим малым я был! И была у меня тогда девчонка, ее звали Марихен. Глаза у нее были, как у серны, такие большие и кроткие И была она стройная и нежная, а росту вот такого, понимаете, – не выше подростка. Но уж таковы жен Щины, захотелось ей иметь лакированные туфли, а потом ботинки с серым верхом, а когда она получила ботинки с серым верхом, то подавай ей сапожки на пуговках. И так без конца. И со шляпами было то же, что с обувью. В ту пору я работал на заводе в Вайсензее, и моих заработков не хватало на все ботинки и шляпы, и платья, которые хотела носить Марихен. А когда я их не покупал ей, Марихен уходила к другому, потому что за нею бегали все мужчины!

«Но слушайте дальше, – продолжал Руш, – слушайте дальше, и вы будете удивляться. На заводе был у меня товарищ, простой слесарь, но когда по воскресеньям он выходил на улицу, вы подумали бы, что он барон. Как он это делал – непонятно. Его звали Рот.

«Вот как-то приходит ко мне этот Рот и говорит: слушай, Руш, хочешь заработать много денег? Я говорю: отчего же? – потому что день рождения Марихен был на носу, а у меня в кармане – ни гроша. Марихен три раза в год справляла день рождения. Но глаза у нее были такие красивые, а когда она говорила, – голос такой нежный, и когда она танцевала, все себе шею выворачивали, на нее глядя, так почему же ей было не справлять три раза день рождения? Я вам это коротко расскажу. Этот Рот сбил меня с пути. Давно это было, и тут стыдиться нечего. Этот Рот, понимаете, входил в запертые двери, совсем как входит ветер в открытое окно. Вот мы и стали работать вместе, и зажила хорошо моя Марихен. Мы были осторожны и не зарывались. Так это продолжалось довольно долго. Но теперь слушайте, теперь идет самое интересное! Мы часто веселились и танцевали, Рот, Марихен и я. Как-то Рот говорит мне, что мы можем заработать уйму денег. Уехал тот кожевенник, у которого он чинил электрическую проводку. – Возьмешься? – говорит. Я говорю: отчего же! Накануне мы обошли дом, и Рот показал мне одно окно и сказал, что полезет вперед, а когда он откроет окно, я полезу за ним. – Завтра вечером, – сказал Рот, – завтра вечером – новолуние, вот мы и сварганим это дельце.

«А теперь слушайте, вот когда идет самое интересное. У последнего переулка мы расстались, и Рот сказал: – Приходи ровно через четверть часа. Сейчас без четверти двенадцать. Приходи ровно в двенадцать. – Я прихожу ровно в двенадцать. Окно медленно открывается, и я влезаю. И знаете вы, милый человек, что случилось?

– Нет, – сказал Георг, слушавший только из вежливости, – как мне это знать?

Руш рассмеялся так, что между клочьями бороды показался его толстый язык.

– Меня сразу схватили две пары рук. Я попался в лапы полиции. Слыхали вы в жизни что-нибудь подобное?

– Значит, Рот выдал вас?

– Он мне подстроил ловушку, и я попался в нее. Они с Марихен хотели от меня отделаться и выдали меня полиции.

«Ну, что ж, я заработал два года и смолчал.