Братья Ждер

В этом месте львовские купцы встретились со своими сборщиками воска, приехавшими четыре недели тому назад. Их тоже было трое. Но лишь двое из них без устали ходили по пасекам и скупали воск. На ильин день, когда пасечники выбраковывают слабых маток и подрезают соты, устанавливаются и цены на воск. Вот в эту-то пору сборщики ходили по пасекам, требуя самого ярого воска и доставая из кожаных поясов новенькие злотые. Но они только показывали их, советуя пасечникам еще раз перетопить воск, продержать его девять дней в чистом источнике и выбелить на солнце, чтобы выступила вся его красота.

Третий служитель, видом тщедушный, торговлей не занимался; скорее всего был приставлен присматривать за остальными. То был полуседой одноглазый мужчина. Правый глаз его был прикрыт пластырем. Левый, тоже увечный, беспрестанно слезился. Неведомыми путями узнал этот русин, что над Тимишем, в березняке бьет из скалы родник ржавой воды, целительной для его недуга. Он ходил к этому роднику почти каждый день и уверял, что больной глаз стал проясняться и меньше слезился.

— Слава Христу и пресвятой богоматери, — кланялся дед Илья Алапин, поглядывая на трех прибывших товарищей и на собравшихся в харчевне поселян. — Тут я нашел исцеление от моего недуга. Авось доведется видеть божий свет до конца дней моих.

Сборщики воска почтительно поклонились трем прибывшим купцам и остались стоять, покуда Григорий Погонят не повел им сесть и протянуть обожженные солнцем ручищи к кружкам с вином.

Тома луй Богат громко расспрашивал сборщиков, как у них идут дела. Крестьяне, бражничавшие тут же, удивленно поглядывали на львовского купца, который так бойко изъяснялся по-молдавски, меж тем как его сборщики что-то бубнили в ответ, частенько вставляя русские слова.

Дела, оказывается, шли неплохо. В пасеках на берегах Молдовы уплачен задаток за десять возов воска. За кодрами [42], на берегах Серета, тянутся в лучах солнца благодатные луга — там можно достать до девятисот фунтов зеленого воску и нагрузить еще один — одиннадцатый воз. У местных жителей крепкие телеги и добрые волы. После успения можно нагрузить товар и перевезти его в ляшскую землю. Дороги охраняются надежно, пошлины невысокие, честные. К новому году, то есть к первому сентября, товар доставят во Львов. Все будут довольны.

Старший купец Григорий Погонат внимательно слушал, удовлетворенно поглаживая бороду.

— Пусть сперва честной корчмарь принесет нам второй кувшин с вином, — приказал он и бросил на стол медную монету. — А как опорожним его, то попрошу почтенного хозяина принести еще одни кувшин, на который, как всякий честный львовский купец, бросаю на стол еще одну деньгу. А уж потом пойдем в вашу хату и поглядим, хорош ли у вас товар.

Образцы товара находились недалеко от постоялого двора, в доме, нанятом на три месяца у бедной вдовы. Хозяйка погрузила на телегу свой немудреный скарб, кур и поросенка и перевезла их к дочери, вышедшей замуж за хуторянина из села Моцки, что за холмом. Львовские сборщики держали круги воска в избе, а сами спали на сене под навесом. Пока оба сборщика уходили за товаром, кривой дед Илья сторожил дом. Возвращались они в третьем или четвертом часу дня, а тогда старик брал свой посох, переходил вброд Молдову и направлялся к своему роднику, протекавшему в лесу над Тимишем. Медленно ковылял он по тропинке в гору и возвращался поздно. Обычно его товарищи к тому времени уже спали. Он подбрасывал коням в ясли корму и тоже укладывался спать.

— Ну, а теперь, други и товарищи мои, — проговорил старший купец Григорий, спешившись во дворе вдовы, — выкладывайте все по порядку.

— Сейчас все поведаем, атамане, — пробормотал дед Илья. — Целую связку луковиц истратил я, чтобы заслезился мой здоровый глаз. От этого лука да от ржавой водицы как бы мне не лишиться и второго глаза. Что же до всего остального, то надеюсь, отправимся этой ночью восвояси.

— Так оно и будет, дед. Нечего нам тут насиживаться, надо не мешкая домой воротиться.

Старик перекрестился.

— Пошли нам всевышний и святая богоматерь удачи этой ночью. Только как старый и честный разбойник должен сказать тебе, атамане Григорий Гоголя, все что поведал мне мой здоровий глаз: в Тимише живут разбойники не хуже нашего.

— Что, почуяли?

— Нет, о том ты не заботься. Если уж за дело взялся старый Илья Одноглаз, никто не учует, зачем он ходит и что ему надобно. Может, его преосвященство киевский митрополит, просидев три дня со своим собором, что-нибудь разберет. А только и ему ничего не разобрать. Хожу я тут к своему родничку, и никто меня и слова не спросил. Да и что спрашивать с бедного горемыки! Заприметил я все конюшни, загоны, какая там стража и сколько сторожей. Проследил я, как они стоят, как меняются, какая у них сила, и понял, атаман Григорий, что вшестером не осилить нам шесть десятков.

— А мы и не собираемся осилить их. Наше дело иное.