Братья Ждер

То был дед Илья Одноглаз. Когда Питэрел кольнул его копьем в бок, он хрипло заскулил, озираясь единственным своим глазом.

Гоголя дважды рванулся в ловушке, бешено размахивая кинжалом. Симион Ждер слегка ткнул его вилами. Железные зубья уперлись в кольчугу.

— Ложись, Селезень! — крикнул он без гнева, но решительно. — Не то достану вилами до горла.

Атаман опустился на землю; он тяжко сопел, скрипел зубами, чертыхаясь на своем языке.

— Брось кинжал!

Атаман Григоре презрительно швырнул кинжал. Показалась луна, и при свете ее блеснуло широкое лезвие.

— Уж лучше бы повернуть его против себя и заколоться, — хриплым от гнева голосом сказал Гоголя.

— Ничего, — успокоил его Симион. — У государя Штефана искусный палач, он умеет казнить, не проливая крови.

— Вот оно что! — ухмыльнулся с великой обидой атаман Григорий Гоголя. — Уж не думаешь ли ты, конюший Симион, что я боюсь смерти? Мне позора стыдно. Освободи меня из сетей и надень мне на руки колодку. И знай, что не боюсь я палача господаря Штефана. Умереть суждено мне не на виселице. Нагадали мне ворожеи еще в детстве, что умру я от сабельного удара.

— Нет, у нас в Молдове разбойников вздергивают на сук, и ветер качает их.

— Ладно. Поглядим, — снова ухмыльнулся атаман. — Отшвырните прочь старую одноглазую рухлядь. Скажите деду — пусть перестанет выть. Спаси тебя бог, конюший, за то, что высвободил меня из сети. Видно, на роду мне было написано встретить разбойников почище меня — как говаривал этот подлый старец Илья Алапин. Что же вы не побежали вниз, когда там начался шум?

— Я ждал тебя и готовил достойную встречу.

— Неужто знал, что я приду?

— Знал.

— Может, ты и о том догадался, зачем дед Илья ходит к родинку?

— Догадался.

— Небось проведал, каким товаром промышляли мои товарищи?

— Как только они показались в наших местах, я узнал о них и велел следить за каждым их шагом. Меня заблаговременно известили, кто тебя посылает и зачем посылает. Жду я тебя давненько, и, как видишь, служители уже несут колодку, заранее изготовленную для твоей милости.

Отбросив сеть, Григорий Гоголя покорно протянул руки, и служители Ждера надели на них деревянную колодку. Затем по знаку конюшего они отошли в сторону.

— Ну вот, теперь я уже не опасен, — улыбнулся разбойник. — Наденьте и старику колодку, чтоб и с ним не ведать заботы. Четырех моих товарищей, с факелами, никто уже не изловит, и сюда они больше не воротятся, так что, конюший Симион, волею всевышнего я целиком в твоей власти. И все же осмелюсь еще раз сказать, что конец свой я приму не в петле. Умереть мне суждено на земле. И еще осмелюсь добавить, и прошу тебя не смеяться, конюший Симион, что ты сам отведешь меня к рубежу и отпустишь на все четыре стороны.

Удивленно подняв голову, Симион Ждер пристально всматривался в лицо Селезня. Но разбойник был трезв, говорил ясно и при этом самоуверенно улыбался.

— Не пожимай плечами, конюший. Я не пьян и не обезумел. Но прежде всего я не дурак. Еще там, у себя, я знал, что дело мне предстоит нелегкое, что здесь, в Тимише, находятся верные слуги господаря Штефана — да продлит господь дни жизни его и поможет ему одолеть треклятых измаильтян, — недаром в других народах идет слава о нем и называют его защитником христиан. Еще там, в Запорожье, мы узнали, каков конюший Маноле и конюший Симион. А узнав, по достоинству оцепили вас и решили, что только скудоумный опальный боярин мог вознамериться угнать в Польшу заколдованного молдавского жеребца. Мы же, люди, знающие свое дело, понимаем, что возможно, а что нет. И ответили мы боярину, что не беремся похищать господарского жеребца. Тогда нам позволено было заколоть его. Но и это дело нелегкое. Можно, конечно, попытаться, раз за это дают целый ковш злотых. Но вдруг наткнемся на более хитрых разбойников, как говаривал дед Илья. Тогда не миновать нам петли.

— Горе-горюшко, — скулил одноглазый старец, кланяясь до земли.

— Говори! — приказал конюший, повернувшись к Гоголе.

— Уразумев, что дело опасное, — продолжал Гоголя, — решил я связать его с другим. Тот самый скудоумный молдавский боярин дал мне, конюший Симион, еще одно поручение. Около рубежа находится село Ионэшень ь, куда повадился ездить сынок господаря Штефана. И вот сей опальный боярин велел изловить княжича Алексэндрела и взять его заложником. Тогда он вывезет из Молдовы свое богатство, задержанное князем. Возможно, что у него есть и иные расчеты. Это дельце показалось мне полегче первого, однако я решил не спешить с ним. Нынче ночью мои хлопцы изловят княжича в Ионэшень. Но он мой, а не боярский заложник. Я думал так: если в Тимише выйдет у меня неудача (как оно и случилось), я смогу откупиться. Насколько я знаю, при Алексэндреле-водэ находится твой меньшак, конюший Симион. Так что у меня и второй хороший заложник. После всего сказанного прошу тебя — не медлить более. Надо поскорее освободить парубков. Не стряслось бы с ними беды. Горячие ведь головы!

Конюший Симион слушал, широко раскрыв глаза. Потом с трудом глотнул, словно в горле у него застрял комок.

— Ты сказал, что княжич Алексэндрел схвачен в Ионэшень?