– Да ну… – губы командора исказила издевательская усмешка. – Степняки мастера на заплечные дела. Те, кто выходил из их рук, и на человека-то похожи не были. Не люди, обрубки.
Подъехав к упавшей птице, Азарот на ходу перегнулся через седло и, схватив мертвого хищника за лапу, поднял с земли.
– Привет, пернатый воин. Извини уж, что так вышло, но твой хозяин мертв, а у тебя почти наверняка есть сведения, которые могут нам пригодиться.
Подозрения бывшего королевского стрелка оправдались. К брюшку птицы была приторочена крохотная сума, в которой имелся обрывок пергамента, туго связанный бичевой. Сорвав завязки зубами, Аскольд поднес письмена к глазам и удивленно выгнул бровь.
– Что там такое, командор? – Нагнав Азарота, Нирон пристроил своего коня рядом, и наемники бок о бок поскакали по степи прочь от странного места.
Командор с сомнением закусил губу и, сложив лист пополам, сунул его за обшлаг рукава походной куртки.
– Сдается мне, дружище Нирон, что мы вляпались в нехорошее дело.
– Да ладно тебе, командор, – расхохотался рыжебородый, тряхнув густой шевелюрой. – Не впервой…
– Пожалуй, да…
После прочтения записки в голове стрелка что-то шевельнулось. Одного Серолицего он знал, но было это так давно, что память о нем поросла быльем. «Плоть от плоти мертва» – словосочетание, которое ему и вовсе не понравилось, да и упоминание о печати, почти наверняка той истинной и королевской, что была на найденных монетах, не внушало доверия. Да и потом, пройдоха Суни все еще не спешил их догнать. В том, что он справится с Бартом одной левой, Аскольд не сомневался, прекрасно зная боевые навыки и упорство товарища. Но шел уже третий день пути, а знакомая фигура так и не появилась на горизонте. В первый раз за долгие годы в душу Азарота закрались подозрение и тоска.
Глава 23
Рота королевских гвардейцев, гремя доспехами и покачивая перьями плюмажей парадных шлемов, промаршировала по внутреннему двору и выстроилась в почетный караул по обе стороны красной ковровой дорожки. Застучали барабаны, завыли трубы и рога, знатные воины приосанились, а придворные барышни, залившись румянцем, защебетали на все лады, как стая райских птиц. Лакеи уже распахивали двери и стремительно уничтожали последние признаки беспорядка во дворце.
Из зимней резиденции назад в столицу возвращался его величество король Антуан Второй. Карета сиятельной особы в любой момент могла проехать в южные ворота и пересечь пределы Мраморного Чертога, а потом на полном ходу отправиться прямиком ко дворцу. Все улыбались, шутили и пели, предвкушая хорошее настроение монарха и традиционный весенний бал, где добродушный и справедливый правитель награждал и дарил щедрые подарки в честь наступившей весны.
Единственный, кто был не весел и отличался от сияющих придворных, был архимаг Марик Серолицый. Только он знал причину спешного возвращения короля из зимней резиденции, и праздник весны был тут ни при чем. Монарх возвращался из-за крохотной записки, доставленной питомцем соколиного мастера, в которой говорилось, что некий узник, молчавший долгие годы, вдруг заговорил…
Вот утробный рев рогов усилился настолько, что многие зажали уши, боясь оглохнуть. Мальчишка, сидевший на заборе, замахал платком и, ловко соскочив на мостовую, со всех ног кинулся к камердинеру в накрахмаленной сорочке и парадном жилете с яркими зелеными пуговицами, стоявшему у парадного входа, с тоской во взгляде ожидая короля.
– Едут, едут! – закричал паж, размахивая руками над головой. – Едут, господин камердинер! Его величество в карете, десяток телохранителей и королевские герольды.
Наконец отзвучали трубы, и во двор на полном ходу влетела кавалькада конных гвардейцев, разогнав удивленных придворных. Вслед за сопровождением в ворота влетела и запыленная карета короля. Кучер на козлах, пыльный и измотанный от долгой дороги мужик средних лет в грязном кафтане, едва успел потянуть за вожжи, и рослые лошади, ржа и прядая ушами, встали, нервно гарцуя на месте.