Breakfast зимой в пять утра

Заменивший ее таможенник, разгоряченный экзекуцией в спецотсеке, брезгливо пробежал взглядом Любины документы и подписал декларацию…

Самолет вырулил на взлетную полосу и остановился, воя форсажем двигателей. Запутавшись в стременах ремней безопасности, мальчики тянулись к иллюминатору. Они впервые в жизни летели самолетом. Люба прикрыла глаза, откинулась на спинку кресла и стиснула пальцами подлокотники. Только сейчас Любу пронзила мысль о том, что она навсегда покидает страну, где прошло детство, юность, студенческая жизнь, замужество, рождение мальчиков, где находится могила мамы. Пронзила мысль, что не обняла на прощание отца-упрямца, брата, людей, которые ее любили. Они и не знают, что Люба уже не с ними. Люба покидала Родину. Практически без денег, со скудной ручной кладью, с мальчиками… Веки покалывали слезы, что медленно, остужая ноздри, крались к подбородку. В самые тяжкие минуты последних дней Люба не позволяла себе слез… Гу л двигателей набрал самую высокую ноту. Самолет дрожал от скованной до поры мощи. Наконец двинулся с места, стремительно набирая скорость. Мгновение, и под крылом провалились в пропасть кукольные башенки Пулковской обсерватории, по нитке Пулковского меридиана догоняли друг дружку жуки-автомобильчики, в тумане пряталась Средняя Рогатка с двумя пиками высотных домов и обелиском Победы в центре, прозванном народом «стамеской»… И Любу охватила истерика. Безудержная, громкая, с хрипом, что вырывался, размежая стиснутые губы, с надсадным бабьим воем и всхлипом. Истерика, вобравшая в себя все тревоги, все отчаяние последних дней и последних восьми лет… Мальчики теребили ремни безопасности, пытаясь дотянуться до Любы. «Мама, ну мама!» – Мальчикам было неловко перед незнакомыми людьми, которые старались разглядеть Любу поверх спинок кресел. Кто-то сочувствовал: плачь, плачь, у всех такое сейчас горе. А кто-то, наоборот, смеялся: если так убиваешься, зачем уезжаешь? – нам хорошо, мы покидаем прошлое с радостью…

Подбежала встревоженная стюардесса, в руке ее темнел пузырек с валерьянкой…

Пассажиры-эмигранты – особая семья. Это потом, на далеких землях, каждый из них уйдет в свою жизнь, проявит истинный характер, покажет зубы и когти или, наоборот, доброту и ум, а сейчас, оторопевшие от того, что наконец свершилось, объединенные общей судьбой, они испытывали симпатию друг к другу, точно выпускники на последнем школьном балу. Потребность поделиться историей своей эмиграции, раскрыться, облегчить душу стала почти физической необходимостью. Хотели еще раз убедиться – правильно ли мы поступили, не сделали ли рокового шага?! Благодаря долгому хождению на улицу Желябова многие знали друг друга лично, и почти все знали друг друга в лицо. Знали и Любу. Тревога, страх, унижение, испытанные при прохождении таможенного досмотра, сейчас волновали всех больше, чем память о многолетних хождениях на улицу Желябова, как боль свежей раны…

– Усадили мою Розу в гинекологическое кресло и начали искать бриллианты, – хохотал какой-то усач. – Идиоты. Если бы у Розы там были бриллианты, я добывал бы их всю ночь!

– Хулиган, босяк, – благодушно смеялась Роза. – Если бы там у меня были бриллианты, видел бы ты меня своей женой!

– А моего дядю Наума… Послушайте, послушайте, – рвался со своим сообщением молодой человек в черной бархатной ермолке. – Моего дядю Наума осматривал проктолог.

– И что он там нашел? Бриллианты? – пискнул кто-то от иллюминатора.

– Застарелый геморрой! – ответил молодой человек в ермолке. – Дядя даже об этом не знал.

– Новый метод добычи алмазов. Из наших задниц. Тема кандидатской диссертации сотрудника таможни, – ликовал усач. – Поэтому такая богатая страна!

– Скажите спасибо, что эти фашисты оставляют золотые коронки во рту, – буркнул сидящий поблизости старик. – У моего внука была гитара, отобрали. Говорят, изготовили до какого-то там года, холера им в бок!

– О! – не унимался усач. – Теперь на гитаре будет играть внук начальника таможни.

Женщина по имени Роза, тяжело опираясь на подлокотники, выбралась из своего кресла и шагнула к Любе.

– Вам уже лучше? – участливо спросила она. – Не переживайте. С вами ваши дети, что еще надо женщине?

Люба улыбнулась. Роза располагала к себе, мягкая, улыбчивая и, видимо, сердечная – почти родной человек… Слово за слово, Люба поведала свою историю побега. Услышанное разволновало Розу, и вскоре историю Любы знали все пассажиры лайнера. Взглянуть на Любу приходили даже из дальнего салона для курящих, а салон этот, как известно, занимали серьезные люди – курильщики и философы. Так как эмигранты все свое свободное от беготни по инстанциям время уделяли изучению английского языка, то историю Любы узнали и туристы-иностранцы, летящие этим рейсом. И вскоре весь мир, заключенный в брюхе могучего лайнера, оказался посвященным в историю Любы Э-й… И Любе понесли вещи. Кто свитер, кто блузку, кто юбку, кто носовые платки; особенные дары достались мальчикам, ведь многие летели с детьми…