Breakfast зимой в пять утра

Поезд летел под уклон так ретиво, словно за ним неслись духи древних индейцев анасази, желающие полакомиться машинистом.

Во время ланча за мой столик подсела чета пожилых американцев. Я приметил их еще на смотровой площадке. Они были сосредоточенны и лишь изредка вскидывали свои фотоаппараты, чтобы запечатлеть нечто их заинтересовавшее в однообразном ландшафте штата Нью-Мексико, который сменил за Тринидадом унылую панораму Великих равнин Колорадо. «Любопытно, - думал я, - если это семейная пара, то почему фотографируют один и тот же объект? А если каждый из них сам по себе, то почему так схожи внешне, словно прожили вместе лет пятьдесят?» Мужчина был сед, с прической «ежик». И она седа, с ковриком коротких, но тщательно ухоженных волос. У него меленькие блеклые глаза под дряблыми веками, и у нее глаза - бусинки, чуть увеличенные косметикой. У него короткий нос, с лиловыми прожилками на кончике; у нее - вздернутый носик, «лакированный», словно только с мороза. У него крупные «слоновьи» уши со сросшимися мочками. А у нее вот наоборот - изящные уши, в мочках которых, точно снежинки, мерцали жемчужные капли… И одеты они были как-то одинаково. Словно Бог их создал под копирку. «Наверное, у них и голоса похожи, - думал я. - Жаль, что помалкивают…» Мое любопытство утолил приход официантки. У мистера оказался низкий адмиральский голос с пиратской хрипотцой, у миссис - тонкий, почти девичий голосок. «Слава богу, хоть здесь четкая разница», - подумал я и улыбнулся. Пара тотчас ответила мне улыбкой, как бы объединившей их лица в одно лицо…

- Очень быстро едем, - заметил я. - Похоже, машинист отправился на ланч и оставил тепловоз на усмотрение дьявола.

- Не может быть, - озабоченно ответила миссис.

- Он шутит, - отрубил мистер. - Не волнуйся, Джейн. Мне стало неловко. Впрочем, возможно, старушка подтрунивала надо мной…

- Летим, точно русская тройка, - произнес я.

- Что такое «русская тройка»? - вопросила миссис.

- Ну… в России так говорят про быструю езду. Три лошади, запряженные вместе.

- А что, в России нет автомобилей? - Лицо пожилой миссис осветила улыбка удивления.

Я коротко засмеялся. Или дамочку выпустили из психушки, или, наоборот, она указывает мне мое место…

Угрюмо умолкнув, я повернулся к окну… В вагоне включили освещение - поезд влетел в туннель, не сбавляя скорости, что показалось мне довольно рискованной манерой езды; во всяком случае, перед туннелем принято снижать скорость - зона ограниченной видимости…

Туннель так же внезапно кончился, как и появился, - освещение вагона поглотил густой солнечный свет. И картина за окном стала веселее, насыщеннее красками. Горная гряда как-то боком уходила к хвосту нашего состава. Точно «пояс стыдливости», гряда отделяла аскетичную северную часть страны от легкомысленной южной…

- Джек говорит, что вы из России, - произнесла миссис, пошептавшись со своим спутником. Я кивнул. - Неужели вы из России?

Я еще раз кивнул, стараясь справиться с куском мяса, но он, как назло, плохо прожевывался.

- Да, мэм, я здесь в гостях. А живу в России, в Петербурге. Меня зовут Илья.

Немыслимо исковеркав, миссис повторила мое имя, назвав свое и своего «хазбенда».

Джек хранил суровое молчание, как подобает настоящему мужчине при не совсем понятном кокетстве супруги с незнакомцем.

- Я слышала, что в России по улицам городов бродят медведи, - заявила Джейн, подобно персонажам некогда расхожих статей наших журналистов-американистов.

Мне тогда казалось, что это их придумка, дабы показать невежество американского обывателя, - оказывается, нет. Впрочем, и наши люди хороши. Помнится, на встрече в Сосновом Бору с сотрудниками Ленинградской атомной станции солидный с виду гражданин задал вопрос: «А правда, что в Америке узаконен брак между гражданином и его автомобилем?! Я сам читал в газете, что во Флориде был зарегистрирован подобный брак». Гражданин был серьезен, он был уверен в диких правовых вольностях заокеанской страны, а главное, в массовости подобного дурачества. Что ответить? Я вздохнул и сказал: «Правда». Гражданин сел на место в ореоле всеобщего уважения к его осведомленности о жизни загадочной Америки…

Оставив жестковатый бифштекс, я придвинул розетку с фигурным сиреневым муссом, аппетитно подрагивавшем в такт движению поезда.

- Видите ли, мэм, на улице, где я живу, медведей нет, не буду хвастать. А вот на соседней они встречаются. Особенно в пабах. Сидят, пьют мед, закусывают еловыми шишками.

Старушенция распахнула меленькие гляделки, точно дитя на тюзовском спектакле «Малыш и Карлсон».

- Мистер шутит, - мрачно пробасил Джек, внезапно проявив в своем мирном облике пиратскую свирепость.

«Ну их к бесу, - подумал я. - Чего доброго, дед даст мне в ухо за насмешку над его безмозглой женушкой. Мало мне было здесь скандала в ресторане! Не хватает заиметь репутацию поездного бузотера».

Но громкий смех Джека прервал мои мысли - настоящий американский смех-бельканто. Даже не верилось, что тщедушный старикан может так хохотать.

- Хо-хе-ха… Паб с медведями! - громыхал Джек. - Я представляю… Вы остроумный молодой человек…

Я подхихикнул - больше оттого, что оказался «молодым человеком»; интересно, на сколько мой визави старше меня?

- Джейн, сэр, верит в любую чушь, если слышит ее от незнакомого, - продолжал Джек. - Я рассказываю ей серьезные истории - не верит, а от постороннего - верит всему. И так - все шестьдесят лет, которые мы женаты…

- Оставь, Джек, - произнесла Джейн. - Ты и сейчас говоришь ерунду… Когда ты пришел недавно и сказал, что сломалась сеялка у Тома Бредли, я поверила. А что оказалось? Она вовсе не сломалась, просто их рабочий уехал на Майями с какой-то девкой…

- Вот еще, - растерялся Джек и принялся что-то негромко бормотать, скрежеща, точно таракан в углу.

«Им обоим немногим меньше двухсот лет», - я и впрямь почувствовал себя молодым человеком.

Джейн отмахнулась от мужа сухонькой кистью, похожей на куриную лапку, и обратилась ко мне с просьбой поведать еще что-нибудь о России.

Судя по ее эрудиции, мне придется рассказывать о России примерно с времен Владимира Красное Солнышко… Я пожал плечами и обменялся взглядом с мрачным Джеком - кому приятно, если жена уличает во лжи? И видимо, дело не в сеялке Тома Бредли, тут дело поважнее, и я в это дело оказался невольно втянут… Несколько минут мы сидели молча, в ожидании кофе.

- Неужели ты полагаешь, Джейн, - не выдержал Джек, - что я ходил к этой косоглазой Анжеле?

- Ты? К Анжеле? Ха! - ответила Джейн. - Если бы ты смог одолеть хотя бы полпути до ее ранчо, тебя надо было бы лишить медикера, как симулянта. - Очи Джейн сверкали, она сейчас как будто помолодела. - Ты просто сидел с этим сукиным сыном Бредли в пабе и пил… мед, закусывая еловыми шишками. Но зачем лгать - «сломалась сеялка»?!

Джек взглянул на жену, перевел взгляд на меня, взглянул в окно и тяжко вздохнул. Достал из кармана плоскую коробочку с ментоловыми дольками «Тик-Так», выбил одну и отправил в рот, предъявив на мгновение чудесные белые зубы…

- Многие фермеры Аризоны поставляют в Россию зерно, - проговорил Джек. - Неужели в России нет своего зерна?

- Вы живете в Аризоне? - уклонился я от ответа. - Говорят, очень красивый штат.

- О да! - встрепенулась Джейн. - У нас очень красивые горы. Вы видели Гранд-каньон? Нет? Вы многое потеряли… Когда Джек вернулся из военного госпиталя, мы поселились неподалеку от Гранд-каньона, тамошний воздух помог Джеку оправиться после ранения. Джек воевал во Вьетнаме. Там ему прострелили легкое, и доктора из Хьюстона это легкое удалили, - докладывала Джейн. - Джеку сейчас восемьдесят семь, из них он тридцать пять лет живет без одного легкого. А все благодаря Гранд-каньону и Национальному парку. А в России есть свой Гранд-каньон? Нет, в России не может быть Гранд-каньона, потому как Бог все лучшее, что мог создать, отдал Америке. Но самое прекрасное Бог подарил Аризоне.

- А чем Нью-Мексико хуже? - сварливо проскрипел супруг.

- Джек, не говори ерунду, - отмахнулась Джейн. - Что можно сравнить с Аризоной?

В течение пятнадцати минут я узнал все о чете Уэбстеров. О пятерых детях, восемнадцати внуках, самому младшему из которых - Гарри - исполнилось два года. Кстати, они возвращаются из Колорадо, где отметили день рождения внука Гарри… Есть еще шестеро правнуков и, вы не поверите, мистер, - один праправнук, но Уэбстеры его не видели, он живет с семьей правнучки на Аляске… Ну разве можно пожаловаться на то, что Бог забыл семью Уэбстеров?! Недаром Джейн Ему напоминает об Уэбстерах каждый день в их маленькой баптистской церкви. Но не думайте, что мы только просим у Бога, мы Ему помогаем. Джек, к примеру, лучший механик по наладке сеялок, его знают во многих штатах. А сама Джейн долгие годы трудилась в Армии спасения. Добровольно. Весьма богоугодное дело. Она и сейчас там трудится, правда, не так активно, как раньше…

Я слушал милую болтовню вполуха. Судьба этих людей напоминала мне спокойную равнинную речку, на берегах которой не видно даже рыбаков-любителей. Или безвкусный резиновый американский хлеб, батон которого можно стиснуть в кулаке, отпустить, и он вновь примет свою форму. А что, собственно, меня не устраивало в этой истории? Что меня глухо раздражало? Что эти люди не прошли испытание революцией, очередями, блокадой, мизерной пенсией, которой едва хватает на неделю жизни, унижениями, которых даже не замечаешь? Тогда бы я принял всерьез их долгую жизнь? Как же травмировано наше представление о нормальном человеческом существовании. А ведь им тоже наверняка немало пришлось испытать, но только в своем, американском понятии ценностей жизни. Судьба того же старика Джека. Воевал, был тяжело ранен: лишиться легкого - не пустяк. Но главное - он с одним легким живет долгой нормальной жизнью…

Мой отец, Петр Александрович, был ранен в легкое на Малой Земле, под Новороссийском. Двумя осколками. Так осколки и сидели в нем - операции на легком у нас тогда не делали. Отец с ними сроднился, он и ушел из жизни вместе с осколками, шестидесяти семи лет от роду. Но как он жил?! Умный, эрудированный, интеллигентный человек, он не знал и одного дня душевного покоя. Неудачник? Невезунчик? Допустим… Но таких в моей стране куда больше, чем счастливчиков. Именно их жизнь моему травмированному сознанию кажется нормой, а не жизнь этой лучезарной четы из штата Аризона. И самое печальное - когда я здесь, в Америке, встречаю людей с ущербной судьбой, они мне ближе, чем эта чета Уэбстеров. Таков нерадостный итог тех извращений, которые на генетическом уровне укоренились в моем сознании. Возможно, поэтому у многих моих соотечественников не укладывается в голове тот факт, что американцы со страстью берут на воспитание российских детей. И не просто детей, а больных, инвалидов, обреченных на нелегкую жизнь. Что эти америкашки «выделываются»? С жиру бесятся? Наше сознание отучилось принимать доброту как форму существования. Ущербность, борьба непонятно за что, злость и эгоизм стали… нормой жизни целых поколений моих соотечественников. Как выбраться из этого мироощущения? Не знаю. Утешает лишь то, что народ, обживший землю, открытую Колумбом, на протяжении своей истории сталкивался с такими же проблемами и перешагнул через них. Конечно, не весь народ, далеко не весь, - какая-то часть, пусть достаточно малая, сформировала новую общность людей - американцев. Не каждый, кто живет в Новом Свете и может похвастаться американским гражданством, имеет право назвать себя американцем. Американец - это особая форма мироощущения, особый образ мысли. Меня нередко смешат потуги многих эмигрантов, вчерашних маргиналов, играть роль американцев. Особенно когда они возвращаются на родину, в Россию…

Джек расписался на счете за ланч. Пододвинул счет Джейн, протянул ручку. Джейн расписалась… Кто-то из них мог бы проставить «общую» подпись, как-никак - муж и жена. Как бы не так: плюрализм - основа американского миропонимания…

Поднявшись, они направились к двери, ведущей на смотровую площадку. Маленькие, седенькие, похожие друг на друга, как два лепестка с одного цветка. Закинув на плечи ремешки своих фотоаппаратов, они шли, чуть отстранясь друг от друга, - в Америке не принято идти с дамой под руку. Взявшихся за руки я еще встречал, а под руку - не припомню…

Я спустился в свое купе - сказывалась привычка вздремнуть часок после обеда. А дьявол подзуживал не тратить светлое время дня на сон, подбивал вернуться к смотровой площадке - все равно с приходом темноты делать будет нечего, можно будет пораньше лечь спать. Так я и просидел в нерешительности у окна своего купе, созерцая штат Нью-Мексико, что торопился к хвосту состава.

От горизонта вновь надвигалась горная гряда, подобно серым грозовым облакам. Штат Нью-Мексико называют еще «Очарованной землей». Но все очарование, вероятно, спрятано в горах, потому как взгляд мой пока обозревал унылую февральскую степь. Пустынную, необжитую. Изредка пейзаж оживлял приблудный автомобиль. Или трейлер… Лунный пейзаж. Где-то в этих местах прячется знаменитый Лос-Аламосский ядерный исследовательский центр, в котором компания гениальных физиков завершила «Манхэттенский проект» - первую атомную бомбу. Впечатление такое, что унылый пейзаж - следствие испытания в 1945 году этого мрачного создания человеческого гения…

Представляю, как скучал в этих местах досточтимый испанский монах-францисканец Маркос де Низа, что в начале XVI века открыл для европейцев земли нынешнего штата Нью-Мексико. Тот самый монах, который попутно забрел и на земли нынешнего штата Аризона. Монах был не одинок, его сопровождал верный раб - негр Эстебан. Парочка рассчитывала найти в этих местах золото и серебро для своего ордена. Золота монах не нашел. Но, вернувшись, рассказал землякам-испанцам, что к северу от Мексики есть отличная земля - Новая Мексика; неплохо было бы прибрать ее к рукам, пока недотумкали англичане или французы. Правда, там живут неразумные индейцы, но, имея ружья, с ними можно будет договориться… Так дорогой, проложенной непоседливым монахом и его рабом, в эти края хлынула волна неугомонных испанцев, понастроивших первые поселения. Испанский язык стал главным языком. Впоследствии его подмял английский язык, но не везде…

Одним из таких испанских поселений был городок Лас-Вегас, к вокзалу которого подкатывал сейчас поезд компании «Амтрак». На мгновение я растерялся - резанула нелепая мысль: неужели это и есть тот самый Лас-Вегас, дитя гениального авантюриста, рискнувшего развернуть в дикой пустыне один из самых невероятных проектов столетия - центр мирового игорного бизнеса? Тот самый сказочный город дворцов-казино, обитатели которого превращают день в ночь и ночь в день. Вновь я стал жертвой американской манеры давать название городам согласно своим национальным симпатиям. Тот Лас-Вегас заброшен в пустыню штата Невада на довольно приличное расстояние от Нью-Мексико. А этот Лас-Вегас славен только убогими домиками, у каждого из которых, точно теленок подле коровы, стоит автомобиль, а то и несколько автомобилей.

Жаль, что поезд не может сорваться со своего стального поводка, взмыть в небо над штатом Нью-Мексико и показать мне истинную картину «Очарованной земли», лик которой в действительности определяет не нудная степь, а леса и горы, занимающие более восьмидесяти процентов территории. Неспроста же за этот край сражались мексиканцы, которые считали земли севернее Мексики своими. В последний раз мексиканцы предприняли попытку вернуть северные земли в 1916 году, но безуспешно. Пришлось довольствоваться лишь названием - Нью-Мексико…

Макушки четы Уэбстеров седыми венчиками помечали срез спинки кожаного дивана. Поначалу мне хотелось подсесть к ним, продолжить начатую в ресторане беседу, но я удержался… На склоне жизни человек острее воспринимает окружающий мир. И даже такой унылый ландшафт видится прекрасным и неповторимым, в сравнении с красотой земли любая беседа кажется безделицей. Нет ничего убедительнее природы. Беседа - это не только мысли, выраженные словами, можно беседовать молча, без слов. Так беседуют с природой люди на склоне жизни. Я часто ловлю себя на том, что человеческое общение меня угнетает, кажется никчемным, суетным, что побыть одному мне порой интереснее, чем в компании с любым собеседником.

Вероятно, и Уэбстеры сейчас находятся в таком же состоянии - состоянии печального созерцания. И мешать им - просто бестактно…

Я погрузился в кресло, которое, как мне казалось, еще хранило форму моего тела, и прилежно уставился в окно.

Но мысли занимало другое. Чета Уэбстеров пробудила во мне ассоциации, никак не связанные с созерцанием древней земли индейцев племени команчей, апачей и навахо. Я думал о том, что тревожило меня последнее время. О странном кульбите, в который швырнула меня моя жизнь, пробудив вдруг то, чего недостаточно было дано в молодости. Любовь? Нет, скорее нежность и сострадание, надежную пристань, где нашла утешение судьба человека с сентиментальной душой. Как зачиналась моя семейная жизнь - в данном контексте не имеет значения. Одно определенно - не было страсти. А что было? Увлечение, физиология и много-много равнодушия к своей судьбе как следствие отсутствия страсти. Возможно, по молодости и благодаря упоению своей работой - а упоение литературной работой, да еще когда видишь реально ее итог - книгу, пахнущую типографской краской, настолько пленительно, что личная жизнь отходит на второй план, особенно жизнь без страсти. Поэтому я не очень был огорчен своим разводом. Наоборот - свобода, обретенная после двадцати двух лет беспокойной жизни, полной скандалов, подозрений, взаимных упреков, показалась мне упоительной. И отъезд жены в эмиграцию был воспринят с облегчением - полученная с разводом свобода избавилась от последнего нравственного укора. Остатки переживаний за судьбу женщины, с которой прожито так много лет, развеялись от мысли, что там, куда она уехала, ее ждала родная дочь, мать, брат и куча родственников. Словом - все! Это я оставался в России один, это меня надо «жалеть». А с жалостью к себе я как-нибудь совладаю. Свобода, общение, сердечные увлечения, письменный стол делали жизнь наполненной и приятно легкомысленной. Холостая жизнь после долгой семейной - это, как мне казалось, подарок судьбы, продление молодости. И не стоило торопиться вновь загонять себя в клетку. С годами к этому привыкаешь - как в бытовом отношении, так и нравственном. Забавная сентенция - «женатый живет, как собака, а умирает, как человек, а холостой живет, как человек, а умирает, как собака» - привлекала меня исключительно вторым условием, причем финал этого условия мне казался далеким и расплывчатым. А когда он наступит - что ж, за все надо платить! В молодости вообще понятие «сегодня» более фундаментально, чем понятие «завтра». Отсюда многие беды и разочарования…