Бремя Мертвых

            Нет, пока рано. Может быть, ничего не будет. В конце концов, фильмы - вранье.

   Дристун вздохнул, поднялся.

             Спустился с вышки, прошел через кровавый двор (под подошвой что-то склизко всхлипывает, лучше не смотреть что именно) к казарме. Там должна быть аптечка.

            Промыв рану, Дристун залил ее йодом. Скрипнул зубами: терпеть. Теперь бинт.

             Повязка получилась довольно аккуратная.

            Но - надо валить отсюда.

            Найдя в казарме чей-то рюкзак, Дристун вывалил на пол барахло, и направился в кухню.

            Черный все так же лежал на полу. Туча мух кружила над ним. Лежи, товарищ начпункта. А я - сваливаю.

            Тушенку - в рюкзак. Двадцать банок. Нож, ложка, спички. Все спички. До единой. Хлеб! До крошки.

             Так.

             Товарищ начальник, позвольте побеспокоить.

            Дристун склонился над зомби, ошмонал карманы. Вот они, ключики.

            Через двор - к гаражу. Вездеход мирно дремлет под тентом. Просыпайся! Тент - долой.

            Юноша бросил наполненный под завязку рюкзак в коляску.

            Теперь - главное.

            Патроны.

            Для АКМ.

            Конечно, он едет из этого ада к живым, где оружие ни к чему, но ... все же.

             Патроны хранятся в администрации. В логовище Черного.

            Дристун застыл перед сейфом.

            Блин блинский. Вот облом, а.

            Код к сейфу остался в снесенной автоматной очередью башке Черного.

            Пошарив на полках, Дристун нашел несколько обойм к АКМ, а также пистолет ТТ и коробку патронов. Хотя бы так.

            Скорее.

             В гараже Дристун нарыл дополнительную канистру бензина, немного подумав, взял с собой топор и саперную лопату.

            Когда он забросил все это в коляску, и оседлал вездеход, со стороны казармы раздался тоскливый вой.

            Твою ж мать! Совсем забыл про Джека.

             Рука юноши замерла на газульке.

            Что делать? Тушенки двадцать банок.

            Картинка в голове: немецкая овчарка лижет его соленое от слез лицо, он обнимает пса за шею, шепчет: «Я хочу домой, Джек. Хочу домой, к маме».

            Дристун спрыгнул с вездехода и побежал через двор к казарме, там, у северной, покрытой мхом стены, расположилась будка Джека.

            Вездеход пер через заросшую кустами просеку. Еловый лапник время от времени щупал водилу и сидящего в коляске рядом с рюкзаком и канистрой пса. Пес радостно гавкал.

            Когда Пограничный Пост «Дальний» почти совсем скрылся из виду, водитель вездехода вдруг заглушил мотор, обернулся и крикнул:

             -И никакой я не Дристун, понятно вам? Я Володя! ВО-ЛО-ДЯ!

            Ангел Габриель приходит к нему под окна. Кристина

            Мама не вернулась с работы.

            Утром ее лихорадило, и Кристина просила позвонить начальнику, взять отгул.

             -Нельзя, дочка.

            Мама разогрела пиццу в микроволновке. Обжигаясь, выпила несколько глотков кофе. И, подхватив сумочку, ушла. Ушла, чтобы не вернуться.

            А к вечеру за окном раздался крик.

            Кристина выглянула из-за занавески. Вскрикнула, резко подалась назад. Упала, ударившись о твердое. Забилась под стол, дрожа, как осиновый лист.

            В свете вечерних фонарей она увидела, как три мужчины повалили наземь другого мужчину и... И принялись его есть. Есть!

            Кристина заскулила, как брошенный щенок. Тут же в руку уткнулось что-то мягкое и влажное.

             -Мальма.

            Кристина обхватила голову ротвейлера.

               -Они съели его. Съели, Мальма!

            Собака лизнула девочку в лицо.

            -Там мама. Они съедят маму.

            «А может уже съели», - мысль, острая, как лезвие, полоснула по сердцу.

            Нет, нет, этого не может быть. Мама жива.

            Но что делать? Что делать им, Кристине и Ромику?

            Ромик будто бы прочел мысли девочки, даром, что его кроватка располагалась в соседней комнате. Закричал, заплакал.

            Кристина отпустила Мальму и ринулась к брату.

            Мальчик лежал в кроватке.

            -Ромик, проголодался? - уняв дрожь в голосе, сказала девочка. - Сейчас мы Ромика покормим.

            Она взяла с тумбочки вазочку с печеньем.

            -Держи.

            Но Рома оттолкнул руку сестры.

            -Ромик, ты чего?

            Кристина взяла его на руки и, вскрикнув, чуть не уронила малыша. Все тело мальчика было усеяно язвочками, горло посинело, вокруг рта собралась розоватая слизь.

            -Ромик. Что с тобой, Ромик?

            Мальчик вдруг перестал кричать.

             -Ромик. РОМИК!

            Мальчик был мертв.

             И в один из июльских дней, что стоят подолгу,

             Обжигая носы отличнику и подонку,

            Гордон злится: «Когда же я наконец подохну», -

            Ангел Габриэль приходит к нему под окна,

            Молвит: «Свет Христов просвещает все» (1) Отрывок из стихотворения Верочки Полозковой

            Мама.

            Маа-ма!

             Мамы нет...

            И Ромика нет.

             Мама не вернулась с работы, а Ромик...

            Ромик умер.

            Когда Анна Аркадьевна перед уроком сказала, что от рака умерла Света Доденко, всем стало жалко-жалко. Но не страшно. А теперь - страшно.

            Гордон злится: «Когда же я, наконец, подохну».

            Верочка, что бы ты делала на моем месте?

             Заскулила собака.

             -Мальма! Иди сюда. Мальма, Ромик умер.

            А за окном снова - крик.

            Кристина вскочила, бросилась к окну.

            Девушка бежит по улице. Она босиком. В свете фонарей хорошо видны ее развевающиеся, светлые волосы. У мамы волосы темные...