Брестская крепость

Но при этом забывали ту обстановку и те исторические условия, в которых жила Германия в последние сто лет. Начиная с Бисмарка, немецкие учителя воспитывали в школах молодежь на идее военной силы, в стремлении к завоеваниям, в убеждении исключительности, превосходства Германии и немцев. Военная каста стала привилегированной в стране, военная истерия - знаменем правящих классов, и германские генералы и фельдмаршалы, все эти Шлиффены и Мольтке, Гинденбурги и Людендорфы, в угарном чаду парадов и маневров мало-помалу делались властителями дум и всей жизни своего народа. Одну за другой Германия развязывала завоевательные войны, все более истребительные и широкие по масштабам, и, хотя мировая схватка 1914-1918 годов принесла ей тяжелое поражение, немецкая военщина сумела использовать и его как трамплин для будущего нового прыжка, как горючий материал, чтобы разжечь в стране настроения реванша и возмездия.

Нет, фашистское безумие, на десятилетие с лишком охватившее Германию, не было просто трагической случайностью в истории этого народа. Отравленные семена гитлеризма упали в почву, заранее и глубоко распаханную германской военщиной. И из этих семян быстро выросла не только дурманная трава массового военного психоза, но и такие ядовитые растения - настоящие анчары XX века, - как зловещие гестапо, СС и СД. Сапогами штурмовиков были растоптаны многовековые достижения немецкой культуры, и в умственной жизни Германии наступил мрачный период, когда главной наукой сделалась позорная расовая теория, философия сводилась к утверждению идеи грубой силы и безнаказанности сильного, юриспруденция - к обоснованию кулачного права, а вершиной поэзии и музыки стал бандитский гимн "Хорст Вессель". Самые звериные инстинкты развязал в людях гитлеризм, и, казалось, как новая черта характера нации, рядом с общеизвестной немецкой чувствительностью, сентиментальностью, в нелепом противоречивом единстве с ней явилась перед всем миром еще не виданная в истории бесчеловечная жестокость гитлеровцев, еще более страшная, чем средневековые ужасы, именно потому, что дело происходило в XX веке, с применением всех достижений новейшей науки, техники, промышленной организации.

Те, кто твердил об исконном немецком гуманизме, о традициях немецкой культуры, стали прозревать, по мере того как волна вражеского нашествия катилась все дальше по нашей земле. Эти потомки Канта и Гегеля, Гете и Шиллера выгоняли на поле боя женщин и стариков, чтобы наступать за их спинами, кидали в огонь детей, пристреливали беспомощных раненых, медленной смертью уничтожали пленных, устраивали чудовищные по масштабам массовые убийства мирного населения, садистски пытали партизан, подпольщиков, коммунистов. С первых часов войны там, под Брестом, и во всех других приграничных районах наши люди увидели жестокое лицо своего врага, и окровавленная, выстраданная людьми правда о немцах Гитлера, передаваемая из уст в уста, полетела по всей стране.

Разглядели это злобное лицо врага и защитники Брестской крепости, разглядели даже раньше других. На их глазах ворвавшийся в санитарный отсек казармы немецкий танк с ревом вертелся по бетонному полу, кромсая гусеницами тела раненых товарищей. Они не раз видели из своих подвальных убежищ, как гитлеровцы избивают и пристреливают бойцов, попавших в плен, как отправленных из крепости женщин и детей ставят на колени перед наведенными пулеметами.

Но только оказавшись в плену, они на своем собственном опыте до конца убеждались, как беспредельна и беспощадна жестокость врага. Плен начинался побоями, ударами прикладов по ребрам, сухой строчкой коротких автоматных очередей, которыми приканчивали тяжелораненых. Потом пленных выстраивали и вызывали из строя евреев, комиссаров и коммунистов. Тех, кто выходил сам или кого выдавали предатели, тут же, отведя в сторону, расстреливали. Расстреливали солдат с зелеными петлицами пограничников, расстреливали политработников, которых узнавали по звездочке, нашитой на рукаве гимнастерки. Иногда их умерщвляли не сразу, в мучениях.

Наши женщины, отправленные в плен защитниками крепости, вспоминают сцену, которую они видели, когда их вывели за крепостные валы. В стороне стояло несколько десятков пленных советских бойцов под охраной автоматчиков. Гитлеровцы заставили их стать тесным кругом и привели откуда-то избитого, окровавленного политрука. Они втолкнули его в центр этой толпы, и несколько фашистских солдат принялись издеваться над политруком на глазах у наших бойцов. За их спинами женщинам не было видно, что с ним делали, но время от времени оттуда раздавались дикие вопли истязуемого, а стоявшие вокруг пленные так страшно и глухо стонали, глядя на пытки, что уже за этим угадывалась неописуемо жуткая картина.