Такое же лето, те же леса, поля и болота, те же деревеньки и хутора. И такие же танковые "клинья", такие же частые окружения - "котлы", только роли переменились: "клинья" стали советскими, а в "котлах" теперь барахтаются не красноармейцы, а солдаты фюрера. И опять под Минском множество дивизий завязано в плотном "мешке", но на этот раз "мешок" - советский, а дивизии германские. И так же по дорогам, ведущим от фронта, движутся бесконечные, унылые колонны пленных, но сейчас они идут не на запад, а на восток, и одеты эти солдаты не в красноармейские гимнастерки, а в серо-зеленые френчи.
Были совпадения, казавшиеся удивительными и зловещими. После первого внезапного удара немецким войскам понадобилось меньше месяца, чтобы дойти от Бреста до Смоленска. Советская Армия, у которой внезапности уже не могло быть, прошла почти то же расстояние, по тем же местам, приблизительно в то же время года за срок немногим больше месяца.
В 1941 году 4-я немецкая армия стяжала победные лавры на земле Белоруссии, наступая вслед за танками Гудериана и Гота. Теперь та же самая 4-я армия была искромсана, рассечена и разгромлена советскими танковыми частями в тех же памятных ей местах. Но, конечно, только номер этой армии остался неизменным - за три года войны на Восточном фронте уже не раз сменился ее состав.
А тот 12-й армейский корпус немецких войск, который 22 июня 1941 года замкнул кольцо вокруг Брестской крепости, а две недели спустя рапортовал об уничтожении ее гарнизона, теперь сам оказался в кольце под Минском и отметил трехлетие своей брестской победы тем, что остатки его сдались в плен.
Все было похоже, и все - наоборот. Но никто не сомневался, что одно существенное различие неизбежно будет между войной сорок первого и сорок четвертого годов. Теперь она не остановится там, откуда начала свой путь, за Брестом, за Бугом. Она пойдет дальше, на свою родину - в Германию, до самого Берлина. Она понесет туда возмездие.
Вал советского наступления безостановочно катился вперед, и один за другим получали долгожданную свободу белорусские города и села. Орша, Витебск, Могилев, Минск, Барановичи... Подходила очередь Бреста.
Ключ к Варшаве, ключ к Польше - так оценивали значение Бреста в ставке Гитлера. Любой ценой отстоять Брест - был приказ фюрера. Используя крепость и укрепленный район на Буге, противник надеялся удержать в своих руках этот "ключ к Варшаве".
Немцы ждали удара с юга, от Ковеля, - там войска Рокоссовского были ближе всего к Бресту. Но, освободив Ковель, наши дивизии двинулись дальше на запад и форсировали Буг. Через несколько дней был занят польский город Люблин. Советские войска, таким образом, оказались в тылу Бреста, на земле Польши, и теперь держали в руках "ключ к Варшаве".
Брест попал в полукольцо. С востока, с запада и юга фронт неотступно приближался к нему. Но зато северо-западный участок обороны казался противнику особенно прочным. Сильно укрепленный опорный пункт - районный центр Пружаны - и огромный массив Беловежской Пущи, по мнению немецких генералов, делали невозможным русское наступление на этом участке.
И вдруг именно там рванулись вперед части генерала Батова, казаки Плиева, и гарнизон в Пружанах пал, а пуща была пройдена насквозь. Бои завязались уже на другом берегу Буга; последние коммуникации, ведущие от Бреста на запад, очутились под угрозой, и участь города была решена.
По еще одному любопытному совпадению, армией, которая освобождала Брест, командовал генерал-полковник Василий Попов. В 1941 году, тогда еще генерал-майор, В. С. Попов был командующим 28-го стрелкового корпуса, стоявшего в районе Бреста. В состав этого корпуса входили и 6-я и 42-я дивизии, части которых вели оборону Брестской крепости.
Генерал Попов отступал на восток вместе с остатками своих войск, дравшихся на промежуточных рубежах, редевших и таявших в беспрерывных тяжелых боях. Всю горечь, все отчаяние и унижение этих поражений испытал он, как и многие другие, на том страдном пути. И вот сейчас, три года спустя, его дивизии, теперь закаленные, превосходно вооруженные, стали освободителями этого города, где встретил он первое утро войны и где в оккупации осталась и его семья.