"Что с вами, товарищ майор?" - участливо спросил Орлов.
Майор, вздрогнув от неожиданности, оглянулся. При виде бойцов он овладел собой и встал с земли. Лицо его было мокро от слез.
"Мы дрались здесь в сорок первом", - прерывающимся голосом ответил он.
Солдаты с сочувствием и живым любопытством смотрели на майора, как бы ожидая, что он заговорит о тех памятных ему днях. Но майор больше не сказал ничего. Он постоял еще несколько минут, вытер платком глаза, надел фуражку и, козырнув солдатам и старшине, быстро пошел к машине.
- Хотелось мне спросить его фамилию, да неловко было, - закончил свой рассказ старшина. - Вижу, расстроился человек сильно. Так он и уехал...
- А ведь, наверное, есть и другие оставшиеся в живых защитники крепости, - задумчиво сказал один из офицеров. - Живут по разным городам, и никто о них не знает...
На другой день после этой встречи мы с Матевосяном и Махначем приехали в Южный военный городок Бреста, где когда-то находился гитлеровский лагерь для военнопленных. Сейчас ничто не напоминает о том страшном времени. Правда, по-прежнему тут высятся те же красные кирпичные казарменные корпуса, вокруг которых густо разрослись большие деревья. Только в одном месте между домами стоит за оградой невысокий каменный обелиск, и на нем высечено:
"Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины!"
Мы вышли около обелиска из машины, и здесь два взрослых человека начали рыдать, как дети. Матевосян сквозь рыдания, вспоминая тех людей, вместе с которыми ему пришлось быть в гитлеровском лагере, сказал:
- Они уже не могли ходить... Они только ползали и говорили нам: "Товарищи, вырветесь за проволоку, не забывайте о нас, отомстите за нас!"
А Махнач, также сквозь слезы, сказал, показывая на густые зеленые деревья:
- Вот здесь не было ни одного листа - пленные все съели.
Очень много незабываемых, поистине потрясающих впечатлений оставила эта поездка в Брест. Мы ежедневно бывали в крепости с Матевосяном и Махначем. Кроме того, мне удалось разыскать в Бресте семьи командиров, погибших в крепости, - тех самых женщин и детей, которые вместе с нашими воинами пережили все тяготы обороны в памятные дни июня и июля 1941 года. Со многими из них я подробно побеседовал и записал их воспоминания.
Мы пробыли в Бресте неделю и вернулись назад. Матевосян, Никонова и я уехали в Москву, а Махнач вернулся к себе в Минск.
В Москве Матевосян еще на некоторое время задержался, используя оставшиеся дни отпуска. Ему нужно было добиться пересмотра вопроса о своей партийности в Центральном Комитете партии. Дело в том, что после войны Матевосян еще не был восстановлен в рядах партии, и он хотел воспользоваться пребыванием в столице, чтобы лично похлопотать об этом. Впрочем, вскоре отпуск его кончился, и он вынужден был уехать, не дождавшись решения. Но спустя несколько месяцев я получил от него из Еревана длинную телеграмму, в которой он восторженно сообщал мне, что снова находится в рядах Коммунистической партии Советского Союза.
А я после этой поездки снова и снова перечитывал записанные мною рассказы участников и очевидцев обороны, вспоминая все виденное и слышанное в крепости. Надо было тщательно сопоставить все воспоминания, отделить действительное от мнимого, кажущегося, соединить отдельные, нередко разрозненные факты в логическую цепь событий, проследить ход обороны на различных участках. Так, шаг за шагом, постепенно передо мной все ярче и последовательнее возникала картина первых дней обороны Брестской крепости.
Что происходило там в эти первые дни?
КРЕПОСТЬ ВЕДЕТ БОЙ
Брестская крепость спала спокойным, мирным сном, когда над Бугом прогремел первый залп фашистской артиллерии. Только бойцы пограничных дозоров, которые залегли в кустах у реки, да ночные часовые во дворе крепости увидели яркую вспышку на еще темном западном краю неба и услышали странный нарастающий свист. В следующий миг грохот сотен рвущихся снарядов и мин потряс землю.
Страшное это было пробуждение. Бойцы и командиры, заснувшие накануне в предвкушении завтрашнего воскресного дня отдыха, с его развлечениями, с традиционным футбольным матчем на стадионе, с танцами в полковых клубах, с отпусками в город, внезапно проснулись среди огня и смерти, и многие погибли в первые же секунды, еще не успев прийти в себя и сообразить, что происходит вокруг.
Густая пелена дыма и пыли, пронизанная сверкающими, огненными вспышками взрывов, заволокла всю крепость. Рушились и горели дома, и люди гибли в огне и под развалинами. У домов комсостава в северной части крепости и около здания пограничной комендатуры на Центральном острове с криками метались по двору обезумевшие, полураздетые женщины с детьми и падали, пораженные осколками. В казармах на окровавленных нарах стонали раненые; бойцы с оружием и без оружия поспешно бежали вниз по лестницам, в подвалы, ища укрытия от непрерывного, нарастающего артиллерийского огня и бомбежки.