Брестская крепость

Немцы, видимо, заметили орудие, и башня танка стала медленно поворачиваться в его сторону. Но уже второй снаряд был заложен в казенник, и, прежде чем наводчик в фашистском танке успел прицелиться, этот снаряд ударил прямо в башню, заклинив ее. Потом последовало еще два выстрела, и машина беспомощно задергалась на месте - она была подбита. Но в следующую минуту на площадке артпарка стали рваться мины, и оба артиллериста-добровольца устремились назад, к подвалу. Цель была достигнута - гитлеровцы прицепили этот танк к другой машине и оттянули его за крепостные ворота.

Так в этих непрекращающихся трудных боях прошли вторые сутки обороны. Крепость по-прежнему держалась, а потери врага росли и росли.

Утром на третий день гитлеровцы предприняли сильную атаку из северной части крепости на центральные казармы. У моста и трехарочных ворот завязался упорный бой. Атаку удалось отбить, но при этом был тяжело ранен Матевосян, которого товарищи отнесли в один из крепостных подвалов. Гитлеровцы, откатившись назад, больше не атаковали, но вскоре над Центральным островом загудели "юнкерсы", начавшие долгую и методическую бомбардировку казарм.

У защитников крепости бомбежка считалась как бы временем отдыха. Атаки немецкой пехоты прекращались с появлением самолетов, и тогда почти все бойцы спускались в глубокие подвалы, где они были в безопасности. Только дежурные пулеметчики неизменно оставались на местах и лежали под бомбежкой, зорко следя, чтобы противник нигде не воспользовался ослаблением нашей обороны.

В этот день, 24 июня, бомбежка была особенно длительной, и такая долгая "передышка" позволила группе наших командиров, возглавлявших участки обороны в центре крепости, собраться на совещание. Обсудив обстановку и приняв необходимые решения, участники совещания составили приказ, который один из лейтенантов, сидя у подвального оконца, тут же набросал на нескольких листах бумаги.

Много лет спустя, уже после войны, при разборке крепостных развалин были найдены под камнями эти маленькие, полуистлевшие листки. Из них впервые стали известны имена людей, взявших на себя в те страшные дни руководство обороной крепости.

В этом "Приказе э 1" от 24 июня 1941 года говорилось о том, что создавшаяся обстановка требует организации единого руководства обороной крепости для дальнейшей борьбы с противником и что собравшиеся командиры решили объединить все свои подразделения в одну сводную группу.

Опытному боевому командиру, старому коммунисту, в прошлом участнику гражданской войны и участнику боев с белофиннами, капитану Ивану Николаевичу Зубачеву было поручено возглавить эту сводную группу. Его заместителем по политической части стал комиссар Фомин, а начальником штаба группы - старший лейтенант Семененко. Приказ предписывал также всем средним командирам произвести учет своих бойцов и разбить их на взводы.

Дописать этот приказ не удалось: бомбежка кончилась, автоматчики снова кинулись в атаку, и командиры поспешили наверх к своим подразделениям. А затем бои приняли такой ожесточенный характер, что оказалось просто невозможно составить списки сражающихся бойцов: и состав подразделений, и расположение наших сил все время менялись в зависимости от постоянно меняющейся обстановки и все возрастающего натиска противника.

Но хотя "Приказ э 1" во многом оказался невыполненным, он сыграл свою важную роль в обороне крепости. Организация единого командования в центре цитадели укрепила нашу оборону, сделала ее более прочной и гибкой.

ПОИСКИ АЛЕКСАНДРА ФИЛЯ

Все рассказанное в предыдущей главе происходило лишь в первые три дня боев за крепость. Именно такой рисовалась мне картина героической обороны из воспоминаний Матевосяна и Махнача, из рассказов очевидцев борьбы - жен и детей командиров, встреченных мною в Бресте.

Но что же было дальше? На этот вопрос не могли ответить ни Махнач, вышедший из строя уже на второй день, ни Матевосян, раненный лишь сутками позже - утром 24 июня. Чтобы узнать о последующих событиях, надо было отыскать других участников обороны, сражавшихся в крепости дольше.

И тогда я вспомнил о защитнике центральной цитадели Александре Филе, из письма которого я впервые узнал о Матевосяне. Судя по тому, что в свое время писал Филь в Музей Советской Армии, ему пришлось участвовать в боях за крепость больше недели, и все это время он находился рядом с руководителями обороны центральной цитадели - полковым комиссаром Фоминым и капитаном Зубачевым. Не было сомнения, что Филь сумеет рассказать много интересного и о событиях в крепости, и о своих боевых товарищах.

Еще в Ереване, записывая воспоминания Матевосяна, я однажды спросил его о Филе.

- Прекрасный парень! - уверенно сказал о нем инженер. - Настоящий комсомолец! Он был секретарем комсомольской организации штаба полка. И к тому же истинный храбрец.

Словом, Матевосян характеризовал Филя как хорошего и мужественного человека, глубоко преданного Родине и партии, и вспомнил, что Филь героически сражался в крепости в первые дни обороны вплоть до момента, когда Матевосян был ранен.