Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Главная ответственность за развязывание гражданских войн всегда падает на элитные слои общества как на более сплоченные и управляемые. Во-первых, в тот период, когда они еще обладают властью, они имеют возможность предотвратить грядущие потрясения разумной политикой, направленной на сбалансированное удовлетворение интересов всех слоев общества. Во-вторых, им проще обуздать эгоизм собственного класса в силу лучшей организованности и меньшей численности, чем у противостоящего им большинства народа. В-третьих, именно эти слои всегда претендуют на наивысшую гражданскую сознательность, оправдывая ею свое исключительное положение в обществе, а значит, с них и спрос выше, чем с «темных масс».

Но ни одна социальная революция не обходится без ожесточенного сопротивления классов, лишаемых монополии на власть и крупную собственность. Так было в великих буржуазных революциях (английской, французской), так было еще раньше — на заре европейской цивилизации, во времена Древней Греции и Древнего Рима. Боязнь потерять исключительное положение побуждала элитные группы общества первыми прибегать к насилию, как только возникал сам вопрос о перераспределении власти и собственности.

Оправдывая начало вооруженной борьбы против советской власти, лидеры буржуазии заявляли о том, что она ведется «против предательства национальных интересов», «за продолжение войны с Германией», «ради исполнения союзнического долга». На самом деле, конечно, главной целью создаваемых с конца 1917 г. плацдармов контрреволюции была подготовка свержения советской власти. Никакой вооруженной борьбы с Центральными державами антисоветское движение не вело в тех случаях, когда его войска имели непосредственное соприкосновение с германскими, австро-венгерскими и турецкими войсками. А если бы попыталось ее вести, то было бы тут же раздавлено. Наоборот, лидеры антисоветского движения входили в соглашения с оккупационной администрацией и пользовались ее покровительством для развертывания своей борьбы против Советов.

Подготовка, на всякий случай, своего рода убежища для власти буржуазии началась еще до падения Временного правительства. Уже в конце сентября 1917 года на юге России сложились структуры альтернативной государственности. В Екатеринодаре состоялась конференция, на которой был учрежден Юго-Восточный Союз. В него вошли казачьи области Дона, Кубани и Терека. О присоединении к нему заявили представители, выступавшие от лица «вольных народов гор и степей Кавказа».

С самого начала в этом движении на юге России переплетались и боролись две тенденции: 1) сохранение оплота буржуазного порядка с целью в дальнейшем вновь распространить его на всю Россию; 2) увековечение региональной самостоятельности. Временами эти два течения и их представители тесно сближались между собой, временами же их противоречия губительно сказывались на деле.

«Здесь именно создать власть — сначала местного значения, затем общегосударственного», — сообщал М.В. Алексеев генерал-квартирмейстеру Ставки генерал-майору М.К. Дитерихсу 8 (21) ноября 1917 г. Это был документ строго конфиденциального характера. В нем Алексеев излагал задачи того добровольческого офицерского движения, которое он пытался в это время создать на Дону под прикрытием казачьей автономии: «Юго-восточный угол России — район относительного спокойствия… Здесь естественные большие богатства, необходимые всей России… Из этой цитадели должна затем начаться борьба за экономическое спасение наше от немца, при участии капитала англо-американского»^{166}

.

Чтобы понять истинный смысл выделенной цитаты, вспомним, что генерал Алексеев являлся одной из ключевых фигур заговора генералов против Николая II в 1916—1917 гг. и в этом качестве, несомненно, был тесно связан с масонством. А масонство как организация не знает национальных границ. Ложа «Великий Восток народов России» создавалась как филиал «Великого Востока Франции»^{167}. Это означает, что она являлась проводником интересов даже не только и не столько российского капитала, сколько капитала стран Антанты.

Заметно, что масонская организация настраивалась на длительную борьбу. Иначе почему Алексеев говорил бы о «спасении от немца» «экономическом»? В кругах, где зарождалось Белое движение, в этот период бравировали непризнанием советской политики достижения мира и лозунгом скорейшего возобновления войны с Германией. Но это — для публики. Письмо же Алексеева наглядно показывает: он считал наиболее вероятным, что большевики сумеют заключить мир с Германией и что он будет сопровождаться (как и случилось в действительности) тягостными экономическими условиями для России. Юго-Восточный союз, по мысли кругов, стоявших за Алексеевым, должен был представлять остров экономической независимости от условий мирного соглашения Германии и Советской России.