Бриг «Артемида»

– Я мог бы, – сообщил он с доверительной ноткой, – посадить на шлюпки десант и взять ваш кораблик на абордаж. Людей у меня достаточно. Только это привело бы к ненужным потерям… Я мог бы высадить часть людей на сушу, и они, добравшись до Пуэнт-а-Питра, могли бы создать группы захвата из добровольцев, которые атаковали бы бриг на рыбачьих лодках. Но, признаюсь честно, я не очень доверяю местному населению. В основном это негры и мулаты, бродяги и разбойники. Предпочитаю воевать своими силами… Должен предупредить, что уйти под покровом ночи вам не удастся. Я блокирую бухту боевыми группами на шлюпках и буду регулярно жечь фальшфейеры.

– Я не сомневаюсь, что вы искусный командир, – Гарцунов хотел сказать это с язвительной ноткой, но получилось просто печально. – Мне в любом случае необходимо время, чтобы собрать совет офицеров и принять окончательное решение…

– Я охотно дам вам время на размышления. До завтрашнего утра. Честь имею…

– Честь имею.

– Таковы обстоятельства… – закончил Гарцунов сообщение офицерам. – Ваше мнение, господа?

– Да какое может быть мнение? – воскликнул гардемарин Невзоров. – Будет к вечеру ветер – пойдем под ветром! Заранее только надо поставить стеньги и брам-стеньги. Не будет ветра – пойдем на веслах. Сразу не разглядят, несмотря на фальшфейеры! Приблизимся, дадим залп всем бортом! А там, глядишь, и уйдем! Стоит вырваться на чистую воду…

– На сей раз гардемарин рассуждает здраво, – заметил лейтенант Новосельский.

– Я всегда рассуждаю здраво!.. Виноват, господин лейтенант…

– Шансов – один из десяти, – сказал Стужин.

– Следует расставить всех свободных от парусов матросов с ружьями вдоль борта, – вставил слово мичман.

– А мне дадут ружье? – тонко и громко спросил Гриша.

Он давно уже, не скрываясь, стоял за диваном, его не замечали. Теперь заметили.

– Еще не легче, – сказал штурман Иван Данилович. – С мальчиком-то что делать? Убьют ведь…

Навалилось молчание.

– Видимо, так, – заговорил наконец командир. – Следует спустить шлюпку. Вы, Петр Афанасьевич, съедете с мальчиком на берег, в Пуэнт-а-Питр. Понимаете, что мы идем на смертельное дело… В любом случае – уцелеем или нет – сюда вернуться уже не сможем. Ваше дело будет добраться с Гришей до какой-нибудь гавани, куда заходят нейтральные суда…

Гриша обмер.

– Николай Константинович… – будто через силу сказал доктор.

– Слушаю вас, Петр Афанасьевич.

– Я – врач. Пока я здесь, на судне под российским флагом, я не могу оставить тех, кто пойдет в сражение. Там наверняка понадобится моя помощь. И… не приказывайте мне. У вас – капитанский долг, у меня – врачебный…

Опять стало тихо.

– Тогда… – глядя в стол, выговорил Гарцунов, – я попрошу вас отвезти Гришу на берег и как-то устроить там. С просьбою отыскать возможность отправить мальчика на родину. Глухое место, но не людоеды же здесь. В конце концов, есть, наверное, священник… Потом – возвращайтесь.

– Нет! – совсем тонко и со всхлипом вскрикнул Гриша. – Нет!.. Ну, пожалуйста… пожалуйста-пожалуйста, не отсылайте меня! Я умею стрелять! Я дома стрелял из ружья на пятьдесят шагов и попадал в бутылки. А французы больше бутылок!..

Лейтенант Новосельский вдруг мелко засмеялся, но вмиг оборвал смех.

– Гриша… – очень мягко сказал Гарцунов. – Сейчас не до споров. Командиры не имеют права подвергать детей смертельному риску. Дети не воюют…

– А как же юнги?! Они воюют, я читал!.. Запишите меня обратно! Хоть на два дня!.. Ну, не бросайте меня!

Все, что было вокруг, теперь казалось таким родным! Расстаться с бригом было страшнее смерти. А самой смерти Гриша сейчас ни капельки не боялся!

Он подумал и проговорил с твердой верой, что сделает, как обещает:

– Если отошлете с брига, я утоплюсь. Честное слово… Вот ей-Богу… – Он перекрестился.

– Гриша, я не вправе… – глухо повторил Гарцунов. – Я отвечаю перед твоими… родными…

– Но… так же нельзя! Вот вы говорите… бриг – российский, доктор – российский… А я ведь тоже… Ну, пусть не юнга, но ведь я же… российский мальчик! За что вы меня так?… – Он заплакал.

Непонятно, какое решение принял бы командир брига. Неясно, что сказали бы офицеры. Но бывает, что в тяжкие моменты приходит на выручку неожиданное счастье. Пусть непрочное, короткое, но все же…

В дверь кают-компании сунул голову Егор Плюхин, вестовой капитана.

– Вашвысокбродь! К борту лодка подошла с берега, там старик какой-то, вроде рыбак. А с ним мальчонка. Старик маячит, что непременно ему надо к капитану…

– Сейчас выйду… Хотя зови сюда, – устало сказал Гарцунов.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ БРАТИШКА

Лоцман

1

ость был высокий, худой и старый. Темнокожий. На морщинистых впалых щеках блестела седая щетина. Спутанные крупными кольцами волосы тоже были седыми. И брови. Он глянул из-под бровей неожиданно светлыми глазами – на всех по очереди – склонил и тут же поднял голову. Был он в сизой, выцветшей добела куртке с металлическими пуговицами, мятых холщовых брюках, разбитых башмаках с пряжками. Держался старик очень прямо.