На выставку сегодня зашло три человека, но так и должно было быть: сегодня все у «Вайта», а завтра - у неё.
- Опять опаздываете, - неодобрительно пробормотал Джонатан, ставя перед ней чашку чая.
- Что значит «опять»? - притворно рассердилась она на ассистента и украдкой взглянула на часы. - Десять минут седьмого, ничего себе опоздание. - И добавила по-русски, благо русский он хорошо понимал: - Поговори у меня ещё.
Но Джонатан, проигнорировав угрозу в её голосе, красноречиво хмыкнул, изящно расширив тонкие ноздри. Отчасти он был прав; к тому же в последнее время Александра значительно повысила личное потребление алкоголя. Умом она понимала, что перед аукционом надо быть предельно дисциплинированной, вести здоровый образ жизни и заботиться о сохранении энергии. На деле же получалось совсем другое: от постоянного стресса и нехватки времени она окончательно забросила спортзал, ела на бегу, пила за шестерых да ещё и перешла с «Монтекристо» номер 5 на «Монтекристо» номер 2, нанося значительный удар по здоровью. По утрам от крепкого табака кружилась голова и было сухо во рту, но по вечерам после долгого утомительного дня она просто не могла отказать себе в удовольствии закурить превосходную сигару. А вчера ещё как идиотка уселась смотреть перед сном «Ночной дозор» и просидела на полу с бокалом вина до трех утра. Ничего глупее и безответственнее представить себе было нельзя. Но иначе справиться с нервами она не смогла, срок аукциона неумолимо приближался.
К тому же по утрам после трех чашек чая, заботливо принесенных ей всеведущим Джонатаном, она на удивление быстро приходила в себя. Нервная энергия кипела в ней, и казалось, во сне она практически уже не нуждается.
«Все-таки есть в Джонатане что-то успокаивающее, - подумала Александра. - Несмотря на всю его нелепость, добровольно никогда бы с ним не рассталась».
Джонатан вернулся на свой форпост у входа и снова взялся листать вайтовский каталог.
- Александра, скажите, а Айвазовский повторял свои работы?
- Случалось. Однажды, например, устроил он у себя званый ужин и каждому из ста пятидесяти гостей нарисовал по картине. То есть воспроизвел свою работу сто пятьдесят раз.
Джонатан некоторое время переваривал информацию.
- А «Бриг «Меркурий» он когда-нибудь повторял? Александру встревожил этот разговор, но она всё же ответила:
- Этот сюжет Айвазовский использовал три раза: в сорок восьмом году он написал «Встреча брига «Меркурий» с русской эскадрой после поражения двух турецких кораблей», сейчас эта работа в Русском музее; в девяносто втором создал «Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями», это полотно висит в галерее Айвазовского в Феодосии; а в девяносто третьем появилось «Возвращение брига «Меркурий».
- А где сейчас эта картина?
- В частной коллекции. - Она сделала последний глоток слишком крепкого чая.
- Так это её сейчас выставили на торги у «Вайта»?
Александра слегка пожала плечами, встала и старательно завернулась в длинную черную накидку с пластмассовой фосфоресцирующей бахромой - её новое дизайнерское приобретение.
- До завтра, Джонатан. - Она быстро окинула взглядом зал. - Не забудь погасить перед уходом свет и, ради бога, не прикасайся больше к проводке.
В ответ юноша прилежно вздохнул.
На улице творилось что-то невообразимое. Сильнейшие порывы ветра пригибали к земле огромные деревья, бросаясь на них, как остервенелые дикие псы. Ветки стонали и метались из стороны в сторону, беспомощно пытаясь отбиться от атаки. Ветер же закручивался вокруг фонарных столбов мини-смерчем, гикал и летел дальше, обрушиваясь на все и вся с устрашающим ухарством.
Александре ветер обрадовался несказанно, чуть не сбив её с ног. Стараясь идти как можно ближе к чугунной ограде сквера, боясь, чтобы её, как девочку Элли, смерч не поднял в воздух и не унес куда-нибудь в Изумрудный город, она пробиралась в сторону «Вайта» маленькими шажками, едва продвигаясь к цели. Пространство и время расширились, и мгновение длилось вечно; фонари светили черным клубящимся светом, который не рассеивал, а, казалось, усиливал мрак ночи. Ветер дул прямо в лицо и не давал прохода, она словно врубалась в монолитную стену. Не пускали её. Но она всё-таки шла.
Когда показались наконец яркие огни подъезда аукционного дома «Вайт», ветер вдруг стих как по команде. Беспрепятственно достигла Александра ступеней и взошла на крыльцо. Усердный швейцар распахнул перед ней массивную дверь.
«Отчего, - вдруг подумалось ей, - лилии и орхидеи в дорогих местах пахнут сильнее и слаще?» Она ведь тоже, в подражание «Вайту», заказала себе лилии да орхидеи на ресепшен, но стояли они себе там как-то скромно, словно смущаясь. И почти совсем не пахли. А здесь, в роскоши и неге трех столетий, они царили гордо и источали такой аромат, от которого впору было сойти с ума. Запахи мехов, шелка, денег, духов - все смешалось в одну непередаваемую, захватывающую кутерьму, не поддаться которой было просто невозможно.
Осторожно ступая, Александра поднималась по широкой дубовой лестнице, застланной дорогим ковром.