Брик-лейн

О, если бы яМог быть великим, как мое несчастье,О, если б мне забыть, чем был я прежде,Иль то, чем стал теперь, не вспоминать![13]

Хотя нет. Библиотеку не забудет. Будет помнить, как и все остальное. Поставит в список и постоянно будет вспоминать.

Не вижу — слез полны мои глаза!И все же я соленой этой влагойНе ослеплен настолько, чтоб не видетьИзменников, столпившихся вокруг.

И если взор я обращу к себе,Окажется, что я изменник тоже.

Шану закрыл глаза. Начал напевать. Постукивать по столу, как по барабану-табла. Раскачивать головой в такт, и Назнин опустила руки. Шану открыл глаза и отряхнулся, как мокрая собака.

— Хорошо, — сказал он, — что ж. Пошли.

Ракиб уронил хлеб и заплакал.

— Видишь, как он быстро выходит из себя, — сказал Шану.

«Он все видит, — подумала Назнин. — Он может все объяснить. А сделать не может ничего». Подняла хлеб. Ракиб снова начал жевать и успокоился. Шану замолчал. Ножницы вжик, вжик. Назнин слышала звук собственного дыхания. В животе урчит, потому что по воскресеньям рядом с Шану она не может поесть как следует. Опять с утра не помолилась, да и вчера не читала ни фаджр, ни зухр[14]. Но она постоянно занята Ракибом. Позавчера, когда Ракиб задремал, Назнин стала смотреть журнал. Журнал — это еще не страшно. Страшно, когда в голове все начинает жить собственной жизнью. Журнал, который забыл Шану, был английский. В нем она увидела пару фигуристов. На одной ноге стоит девушка. Торс и другая нога — в горизонтальном положении. Девушка раскинула руки в стороны и держится за мужчину одной рукой, но улыбается, глядя прямо на Назнин. Ее тело — в серебристо-голубом сиянии. Ее ноги длинные, как Падма[15]. Эта девушка — сказочное создание, индийская богиня. Назнин будто бы ушла в фотографию и взяла мужчину за руку. Стало страшно, когда она поняла, что едет по льду, на одной ноге, на огромной скорости. Мужчина улыбается и говорит: «Держись крепче». На его черном костюме мерцают маленькие зеленые блестки. Назнин сжала его руку. Ветер обдувает лицо, мышцы бедра напрягаются. Лед пахнет лаймом. От холодного воздуха внутри поднимается горячая волна. Аплодисменты. Назнин слышит их, хотя и не видит зрителей. Мужчина отпустил ее руку, но она не испугалась. Опустила ногу и скользит, скользит. Пока не проснулся Ракиб и не посмотрел на нее скептически.

— Да, — сказала она, — мать у тебя глупая женщина.

Назнин подошла к зеркалу и долго смотрела на свое серьезное лицо, широкие скулы, большой лоб и близко посаженные глаза с короткими ресничками. Размышляла над отражением.

В голове все никак не уляжется. Мысли разбегаются в разные стороны. Каждый раз, получив письмо от Хасины, Назнин несколько дней представляет себя в роли независимой женщины. Письма у сестры длинные и подробные. Назнин писала ответы, переписывала, пока не оставалось ни одной ошибки, пока ошибки не исчезали вместе с остальными признаками жизни. Но Хасина пренебрегает подобными ограничениями: письма ее полны ошибок и жизни. Из слов ее писем складывается тропинка, которая бежит за семь морей, туда, где живет Хасина, и вот уже Назнин работает вместе с сестрой. И Ракиб там вместе с ними. Иногда Назнин даже удивлялась, когда вечером приходил Шану. И давала себе клятвенные обещания: регулярные молитвы, регулярная работа по дому, никаких мечтаний. И Хасине уходили лаконичные и рациональные письма. Смотри, говорила Назнин маме (чей взгляд постоянно чувствовала), смотри, какая я хорошая.

Со стрижкой справилась. С одной стороны получилось не совсем ровно, но Шану не станет проверять.

— Подуй мне на шею.

Она подула и стряхнула волоски.

— Хватит здесь киснуть. — Шану шутливо погрозил пальцем.

Назнин задержала дыхание.

— Мы идем гулять. Иди, раскладывай коляску.

Назнин по-прежнему встречалась с Разией. Шефали понравилось играть с Ракибом. Она ему подставляет кукольные головы, а Ракиб бьет каждую по очереди. Тарик в последнее время стал молчаливее. Восьмилетняя копия отца.

— Пришлось ему голову побрить, — сказала Разия. — Вши. Нахватался в школе.

Тарик почесал щетину на голове.

— Дай денег, — сказал он и исподтишка пихнул Шефали.

— У меня нет денег. Не трогай сестру.

— Мне нужны пять фунтов.

— Что? Иди поиграй. Давай, бегом.

— Мне нужны пять фунтов.

— Зачем?

Разия вздохнула и кивнула на Ракиба:

— В таком возрасте с ними гораздо проще.

— Мне нужен настольный футбол.

— У тебя уже есть футбол.

— Мне нужен нормальный футбол.

В последнее время Назнин другого от него не слышала. Он всегда такой настороженный, такой несговорчивый, что странно слышать детский голос из его уст.

— Мне нужны пять фунтов, — повторил он, уже поскуливая.

— «Мне нужны пять фунтов», — передразнила Разия. Она в точности передала его интонацию.

— «Мне нужны пять фунтов», — присоединилась Шефали.