Бриллиант в мешке

Стою на коленях, держусь за трубу. Теперь вопрос, какую ногу выдвинуть вперед и встать. Если попробовать на больную, она меня не подымет. А если на здоровую, то, пока начну подыматься, вся тяжесть на колено больной, может не выдержать.

Сел на пятки, подтянулся немного на трубе и перешел в позицию на корточках. А как же палка? Руки заняты, палка останется на земле, мне потом не поднять?

А на то у нее четыре лапки. Отпустил одну руку, поднял ее и поставил стоймя – стоит как миленькая.

Набрал в грудь воздуху, запер дыхание и пустил в ход силу воли. Перебрал руками по трубе и подтянулся сколько мог. Приготовиться к боли, раз, два!

М-ма-ам-м!

И встал.

Постоял, переждал, пока боль слегка уляжется, взял палку и сделал шаг. И еще один.

Ну, больно, подумаешь, новость.

И еще шаг, и еще, а дальше уже полегче. И почти сразу нашел тропинку, по которой сюда забрел, и постепенно вышел на тротуар. На тротуаре плохо, но с мостовой не сравнить. И света больше.

Видишь, Михаил, человек всегда может больше, чем думает.

5

Иду, тороплюсь, дыхания тоже начинает не хватать. Сколько времени зря потерял!

А в больнице кто их знает, вызвали они кого надо или вообще не шевелятся. Судный день, Судный день.

Что же это Алексей не звонит? Неужели еще не дошел? Молодой, здоровый, и так медленно. А я вообще хорошо, если к утру дойду… На Алексея вообще надежда плоха. Самому надо, самому. Уж я бы добился, чтобы вызвали доктора Сегева.

А может, он и дежурит? Сразу бы легче на душе… И почему я, идиот, не записал в мобильник номера больницы! Поискал – нет, нету. Но зато Сегев есть!

– Доктор, вас беспокоит Чериковер Михаэль.

– Кто-кто? Нет, не на дежурстве он. Голос хриплый, сердитый.

Наверно, и он пораньше спать залег, врачи ведь всегда недоспанные ходят…

– Михаэль! Спондилайтис! Шейка бедра!

– А, герой… как дела…

– Я вас разбудил, простите…

– Не совестно тебе в такой вечер звонить? Не мог сутки подождать?

– Не мог, доктор! Вас, значит, в больницу не вызывали?

– И не вызовут, слава Богу. Сегодня не я на подхвате. Да ты чего так сипишь?

– Нет, это я просто дышу так.

– Плохо дышишь. Простудился, что ли?

– Не простудился, а иду в больницу.

– Как это – идешь?

– Вот так, ногами.

– Сдурел, спондилайтис? Всю мою работу хочешь испортить? Чего тебе там понадобилось в такое время? Что с тобой стряслось?

– Не со мной.

Кое-как объяснил ему.

– Так вы приедете, доктор? Там же сегодня никого нет!

Слышу, зевает. Длинный-длинный зевок, из самого нутра.

– Там есть врачи… – бормочет. – И мы не знаем характера травм… может, не по моей части…

– Доктор! – кричу. – Умоляю! Это их кто попало будет резать! Студенты какие-нибудь! А вы все умеете, я знаю!

– Ладно, – опять зевает. – Сейчас позвоню в реанимацию.

– И приедете?

– Увидим. Пока.

Только я закрыл телефончик, только начал отчаиваться, что не приедет, – звонок. Сегев обратно звонит:

– Эй! Да ты где находишься?

– Вот сейчас подхожу к центральной автостанции.

– Ничего себе! Как есть герой. Как же ты дошел?

– Потихоньку…

– Ты вот что. Стой где стоишь, никуда больше не ходи. Я тебя подберу.

6

– А-зам… А-а-зам…

Это Галина. Вчера она весь день почти проспала, скажет только: «Азам… Азам…» – ей сразу укол, успокоится и опять закрывает глаза.

И Таня по большей части спала. Доктор Сегев оперировал ее полночи, потом сказал мне – теперь молись. Ну, я и молился весь день, как мог, да просто говорил ей все время: Таня, живи, Таня, живи. Танечка, я здесь, не уходи, Таня. Так и пропостился возле нее весь Йом Кипур, воду, правда, пил.

А теперь Йом Кипур, слава тебе Господи, позади, и доктор Сегев сказал, обе будут жить. Выздоравливать будут долго и трудно, но самая страшная опасность миновала.

Как хорошо, что я его вызвал. А он другого самого лучшего хирурга привлек, и оба всю ночь трудились, и им это будет записано там наверху, я уверен!

Изругал он меня последними словами, не мог, говорит, идиот, прямо из дому мне позвонить, не представляю себе, как ты сумел столько пройти, теперь тебя самого надо сюда класть. Подумать даже, говорит, страшно, что ты себе там этой ходьбой натворил, иди делай рентген. А мне его ругань слаще всякой музыки.

И я ничуть не жалею, что пошел. Если б не тащился бы я по городу со своей недозажившей шейкой бедра, он, может, и не поехал бы никуда, а спал бы дальше, поскольку не его очередь. И рентген я сделаю, но не сейчас.

Около Тани теперь полно народу, с утра пораньше Кармела прикатила, потом позвонил Йехезкель, почему Танин мобильник не отвечает, где она. Не мог не сказать ему, и он тут же примчался и очень робко просил позволить ему побыть. Мне не до него, сказал ему, пусть делает, что хочет, и теперь он сидит около нее и молится по-настоящему.

То и дело заходит Ирис, целует мою Танечку, а то просто стоит и смотрит на нее с тревожным лицом. Потом спохватится и начинает проверять приборы. Со мной поздоровалась и даже вопросы какие-то задала, но как с незнакомым человеком. Надо же, какая чувствительная оказалась.