Бриллиантовая пыль

Никакого больше запаха земляники, никакого гортанного голоса. Да и куда же она исчезла, шаманиха эта, чертова девка? Трезвым, оценивающим взглядом он заново увидел все вокруг: разрытый участок с поблескивающими кусками породы, путаные, быстрые, убегающие следы пимов, Левку, уткнувшегося лицом в сугроб. Его куртка как решето была усеяна взрезанными дырами с почернелыми краями запекшейся на морозе крови. Несколько рубиновых капелек брызнули на белый наст, да так и застыли там, как разбросанные драгоценные камни.

Алексей вскочил, схватил себя за черные вихры — в отчаянии, в безысходности. Простоял так несколько минут. «Нинка ж у него, дочка маленькая осталась, а что теперь с Варькой-то будет?! Эх ты, Одесса-мама!» Он упал на колени рядом с братом, перевернул давно уже остывшее тело и бережно очистил от нетающего снега его лицо. В глазах Левки навсегда застыли радость и удивление. Алексей вдруг понял, что брат умер от первого же удара ножом в замирающее от поцелуя сердце, удивившись внезапной боли под лопаткой, пришедшей в момент нежданного открытия алмазных россыпей.

«Это хорошо, — рассудительно, как-то по-старчески подумал он. — Он таки не понял, что умер от руки своего одурманенного брата». Он назвал себя «одурманенным братом», словно бы отстраняясь от той личности, что совершила это преступление. «Прости, Левка, прости! Не я это был… М?рок удаганский… Прощай…» И извечным, миллиарды раз повторенным до него жестом он прикрыл брату глаза.

Затем проверил содержимое карманов его куртки. Достал кусок бечевы с крюками, складной маленький нож, походный блокнот, спички — все переложил к себе. В Левкиной руке был зажат осколок алмаза, подаренного якуткой. Алексей осторожно разогнул мертвые пальцы, вынул драгоценный камень и, вздохнув, положил его в свой внутренний карман, туда, где лежала уже его вторая половинка. Подобрал валяющийся на снегу нож с инкрустированной диковинной рукояткой, которым совершил он страшное братоубийство, и взрыл им еще немного земли, несущей алмазы, отковыривая крупные куски породы. Образцы положил в специальный мешочек, крепившийся к ремню на бедре, который сшила ему для удобства жена. Нож, очистившийся от запекшейся на нем крови, сам не зная зачем, Алексей сунул туда же. Затем достал свой полевой дневник и окостенелыми пальцами, слюнявя химический карандаш, сделал в нем нужные записи и зарисовки местности. Когда геологи будут камералить — обрабатывать результаты экспедиции, он попробует наложить эти зарисовки на карту, может, получится вычислить координаты этого «шаманского озера». Тогда весной на открытое ими месторождение придут люди. Начнут основывать поселок, а может быть, и город. А он, Алексей Журавлев, попросит, чтобы дали ему имя брата.

Но что же делать с телом? Закопать его он не смог бы при всем своем желании — в этих широтах сплошь идет вечная мерзлота. Бросить так? Немыслимо… И чтобы хоть как-то защитить тело брата от диких зверей, он оттащил его к низким соснам, нарезал веток и прикрыл ими труп.

«Сколько геологов без вести пропали… Потерялись в тайге, сгинули в болотах, замерзли насмерть в заснеженных лесах. Вот и новая жертва тайги… Но Левка открыл новый алмазоносный кимберлит! А это не каждому в жизни дано», — думал Алексей, возвращаясь по собственным следам к месту, где была яранга.

Еще издалека он увидел, что якутка снялась со стоянки. Почему-то он так и предполагал. На месте яранги чернело только кострище, припорошенное поземкой, да рядом лежали их с Левкой рюкзаки. В сторону леса уходили следы легких саночек и оленьих копыт… Якутка забрала весь шоколад, а взамен прямо на снегу бросила юколы. Было еще совсем светло, но опять начиналась мокрая метель; он переложил куски породы в рюкзак, перепрятал желтые камни в потайной карман и решил тронуться в обратный путь, правда, без особой надежды дойти…

Каждое событие тех дней Алексей Яковлевич проживал потом сотни раз заново. Только обратный его поход начисто выпал из памяти. Вместе с первым шагом от жуткого того места его словно охватило забытье. Сколько дней, куда и как он шел, как подобрали его эвенки, перегонявшие оленей, как привезли на стоянку геологической партии — все забылось в лихорадочном бреду. Ничего он не помнил, только лишь смутные, обрывчатые картины.

…То месторождение так больше и не нашли. Перечитывали его сбивчивые записи в блокноте, разглядывали куски породы, взвешивали в ладонях извлеченные из нее алмазы, обсуждали, толковали, вычисляли, несколько лет подряд организовывали поиски загадочного шаманского озера, лежащего за двумя сопками, в заброшенном месте… Как будто сгинуло все, пропало, растворилось в непроходимых мерзлых далях. Так же, как и его брат — вышел ночью из палатки, когда Алексей спал, и не вернулся. Звери задрали, или заблудился в пурге, или его одолело внезапное безумие, какое случается с людьми в подобных экстремальных условиях… Редко, но бывает, известны случаи…