Бриллиантовый корабль

Последующие события оправдали мои предчувствия. Я слышала, что его яхта плавает в южной части Атлантического океана. Я редко получаю от него письма, но ни в одном из них он не говорит, какая тайна держит его так далеко от меня. Последнее письмо я получила месяц тому назад. Друзья его, лично мне не известные, делают плохие выводы из этого молчания, а последняя статья в лондонских газетах прямо утверждает это. Что может сделать для него беспомощная женщина, когда верные друзья его бессильны? Она может только молиться Всемогущему, дабы Он сохранил ей самое дорогое для нее в этой жизни.

III

Доктор Фабос начинает свой рассказ

15 июня 1904 года.

Итак, сегодня вечером приступаю к делу.

Я должен доказать существование преступной организации, так широко распространившейся и до того поразительной в своей смелости, что полиция всех цивилизованных стран до сих пор еще не в состоянии была установить ее обширность, а тем более уничтожить ее... Я намерен это сделать или поплатиться позорной и непоправимой неудачей.

Не могу с точностью сказать вам, когда впервые пробудилось у меня подозрение в существовании этой организации воров и убийц. Несколько лет тому назад я просто-напросто спросил себя, возможно ли это, ибо не случалось ни одной кражи драгоценностей, в раскрытии которой я не принимал бы такого же ревностного участия, как и полиция. Я могу сказать вам вес и величину каждого бриллианта, украденного в Европе или Америке за эти последние пять лет. Я знаю историю жизни людей, которых настигло возмездие за некоторые из этих преступлений. Я могу сказать вам, откуда они явились и что они были намерены делать, успей они скрыться благополучно. Я знаю дома в Лондоне, Париже, Вене и Берлине, где вы можете обменять украденный бриллиант на деньги так же легко, как вы меняете банковские билеты в банке. Но здесь начинаются и кончаются мои познания. Я точно ребенок перед книгой, которую он не может прочесть. В ней целый мир неисследованных городов. Возможно ли человеку раскрыть их после этого? Невозможно, отвечаю я, пока судьба не откроет ему эту книгу.

Позвольте мне несколько подробнее объяснить вам свои слова. Я начну с изложения одного только единственного обстоятельства, то есть с рассказа о том, как года три тому назад нашли мертвое тело на уединенном морском берегу вблизи маленькой рыбачьей деревушки Паллинг в Норфолке.

Береговой сторож – кроме берегового сторожа редко кто посещает этот уединенный берег, береговой сторож, делая весной обход часов в шесть утра, наткнулся вдруг на тело морского офицера, лежащее на отлогом берегу бухты и выброшенное туда приливом. На пуговицах мундира не оказалось названия судна, на котором служил этот человек. Шапку его нигде не нашли. На нем были ботфорты, какие носят офицеры купеческих судов, и одежда из матросской саржи. В левом кармане его мундира нашли трубку, а в правом – серебряную табакерку и золотые часы, остановившиеся на пяти минутах шестого. Береговой сторож показал, что тело, по его мнению, три дня пролежало в воде.

Роковой случай этот был описан в коротенькой заметке одной из ежедневных газет. Я ничего не слышал об этом до тех пор, пока друг мой Мюррей из Скотланд-Ярда не прислал мне телеграмму вечером следующего дня. Когда я вошел к нему в канцелярию, он сразу поразил меня, показав объемистый отчет об этом деле и передав мне сверток из плотной ткани, какую всегда имеют при себе торговцы бриллиантами.

– Желаю знать ваше мнение, – сказал он мне без всякого предисловия. – Знаете вы что-нибудь о бриллиантах в этом свертке?

На вате сверкали четыре бриллианта. Один из них, большой ценности камень в сто двадцать каратов и розового цвета, я узнал с первого же взгляда.

– Это красный бриллиант из Форд-Валлей, – сказал я. – Спросите о нем барона Луи Ротшильда, и он скажет вам, чья это собственность.

– Не удивляет ли вас, что его нашли на теле моряка?

– Мюррей, – ответил я, – вы слишком давно меня знаете, чтобы думать, будто я могу чему-либо удивляться.

– Но этот случай из ряда вон выходящий, не правда ли? Вот поэтому-то я и послал за вами. Другие камни, по-видимому, совсем не того класса. Все они, впрочем, ценные.

Я положил их себе на руку и кое-как осмотрел.

– Этот вот чисто-белый – из Бразилии, – сказал я. – Он стоит, вероятно, сто пятьдесят фунтов. Остальные два – самые обыкновенные. Из них выйдут прекрасные сережки для вашей дочери, Мюррей! Вы можете предложить их в музей – пятьдесят за пару.