Брилонская вишня

Разве есть смысл доказывать ему, что я не крала часы?

Он замахивается, и я в последнюю секунду успеваю прижать к лицу ладони.

Но вдруг дверь хлопает.

– Оберштурмбаннфюрер…

Комендант оборачивается.

На пороге стоит незнакомый немец.

– Чего тебе? – выплевывает комендант.

Вошедший мнется.

– Оберштурмбаннфюрер, я обыскал барак, как ты и просил. Вот это, – он кладет на стол те самые часы, – было найдено под одной из подушек.

Все это звучит настолько легко и просто, что я лишь потом соображаю: немец только что огласил мне смертный приговор.

Бояться уже не надо. Нет смысла бояться. Зачем? Разве мне это как-то поможет? Главное, бить не будет больше. Застрелит – и все…

– Благодарю, Юстус. Ты… не мог бы оставить нас одних? Сам понимаешь: нет тебе смысла видеть то, что сейчас будет.

– Конечно, оберштурмбаннфюрер, я все понимаю.

И дверь закрывается.

Вот сейчас тело холодеет, ноги подкашиваются, от ужаса тошнит, раскалывается голова…

Вот сейчас мне становится действительно страшно.

– Товарищ комендант! – визжу я, хоть и понимаю, что из-за кашля мою речь сложно понять. – Я не крала их! Честное слово! Я заляпала их в краске и отнесла в барак, чтобы почистить! Я хотела подбросить их вам! Пожалуйста, не бейте!

Комендант смотрит на меня в упор. Тяжело дышит. Медленно стаскивает с ладоней перчатки, складывает и засовывает в карман.

– Ну товарищ комендант! Сами подумайте: зачем мне их красть?! Что я с ними буду делать?! Мне ведь даже продать их некуда!

Он берет часы и рассматривает их с разных сторон. Щурится.

– Пожалуйста, поверьте мне! Товарищ комендант! Или убейте сразу, только не надо бить!

– Пошла вон, – вдруг устало выдает комендант и кладет часы на стол.

Я замираю.

– Что?..

– Убирайся отсюда! – рявкает он и падает на стул. Вымученно запрокидывает назад голову.

Срываюсь с места, выбегаю в дверь, кубарем скатываюсь по лестнице и вылетаю из здания.

Сшибаю всех по пути, спотыкаюсь, несусь… И случайно врезаюсь прямо в того самого немца, что принес коменданту часы.

Он мигом хватает меня, заворачивает мне руки и толкает в сторону здания.

– Ага, сбежать от коменданта решила! – противно смеется он. – Поняла же, чертовка, что он уже не мальчик за тобой бегать… Ну ничего, сейчас мы тебя быстренько вернем!

– Пустите! – ору я и извиваюсь изо всех сил.

Замечаю рядом с Юстусом еще одного нациста, лет сорока пяти, который с некой снисходительностью смотрит на меня и выдает:

– А что это за создание?

– От коменданта сбежала, сучка, – спокойно поясняет Юстус и тащит меня за собой.

Но я же не сбегала! Не сбегала я! Он сам меня отпустил!

– От коменданта? – вздергивает брови сорокалетний. – И как наглости хватило?

Я дергаюсь изо всех сил. Верчусь, пытаюсь лягнуть Юстуса.

– Он сам меня отпустил! – визжу. – Сам! Вот сейчас вам от него влетит, ясно?! Вот сейчас вы получите, что поперек его слова идете!

Юстус втаскивает меня по лестнице. Снова зашвыривает в проклятую квартиру. Вместе с сорокалетним преграждает мне путь, а я бьюсь, как муха в банке.

Комендант все еще сидит, мучительно подперев двумя пальцами голову, а в другой руке держа тлеющую папиросу.

– Товарищ комендант! – кричу изо всех сил. – Ну скажите же им, что вы сами меня выгнали! Они мне не верят, думают, я сбежала!

Он лениво поворачивается ко мне и застывает. Чуть прищуривается. Поднимается, гасит папиросу и неожиданно тихим голосом произносит:

– Доброе утро, бригадефюрер.

Сорокалетний смеется.

– Доброе, доброе… Как успехи с чертежом?

– Пока не готов. Не ожидал, что ты зайдешь сегодня.

– Нет, что ты, я же не с проверкой. Просто узнать. Вдруг ты вообще им не занимаешься?

– Чертеж почти завершен, – сухо произносит комендант, сомкнув руки за спиной и безотрывно глядя в глаза бригадефюреру.

– Молодец, хвалю и верю! Да, зачем, собственно, зашел… Нужно переговорить с тобой насчет тех документов из архива. Ну, сам понимаешь, нужен твой профессиональный взгляд. А! Что ж ты девочку так замучил, что она от тебя как полоумная неслась?

Замираю.

А Юстус немедленно поясняет:

– А она у оберштурмбаннфюрера часы украла.