Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прославиться на весь Запад

– Ваша сиятельность, одна молитва в Аль-Кудсе стоит тысячи молитв, совершенных в других местах, и каждый, служащий Аллаху, обязан посетить его святыни! Вот тот самый большой купол – это Масджид Куббат ас-Сахра. Сейчас он покрыт свинцом, но в лучшие… в прежние времена был из позолоченной латуни и сверкал так, что глазам было больно. Он возведен над скалой, с которой Мухаммед, Господин Пророков, мир ему и благословение Аллаха, поднялся на небо. А тот, серебряный, поодаль – это Масджид Аль-Акса, куда благословенный Аллахом Пророк перенесся из Мекки.

– Все ваши молитвы и дольки чеснока не стоят! И вознесение это придумано вами, лишь бы оправдать захват Иерусалима! – грубо оборвал его Андре де Монбар. – На этом месте еще царь Соломон Храм построил! Купол справа – это Храм Вознесения Господня, на месте Голгофы королевой Мелисендой возведен, вон тот огромный – церковь августинцев Темплум Домини, а самый дальний – Темплум Соломонис. На этом месте со времен Юстиниана была Базилика Непорочной Богородицы, это ваши халифы вместо нее мечеть построили. Теперь это дворец нашего ордена. Басурмане от этих храмов даже тень не получат.

Ибрагим промокнул глаза рукавом:

– Да, ныне в нашей святыне конюшни храмовников.

Заблудшая, обреченная душа ибн Хафеза!

– В Мекке и Медине ваши святыни, – отрезал суровый рыцарь Христа. – Сами-то туда христиан под страхом смерти не пускаете. А Град Искупления навеки наш. Не нужно Иерусалиму почитание обрезанных собак. Чем больше этого почитания, тем больше крови за него прольется.

У ворот Давида располагались стойла и таможня. На склоне холма, по которому ступал Искупитель рода человеческого, глупые козы звенели колокольчиками и щипали траву, нахально растущую из благословенной земли. Босоногий мальчишка кидал в коз камешки. Как ни в чем не бывало лаяла самая обычная собака. Иерусалим был подобен Писанию – Благая Весть потрясала и спасала душу, и вместе с тем город был прост и обыден, как просты и обыденны пергамент и чернила, увековечивающие Божественную истину. Все в этом святом месте оказалось до смущения земным и похожим на знакомое с детства. Так, наверное, праведник озирает рай.

В Храме Воскресения Констанция опустилась коленями на холодный мрамор, закрывавший усыпальницу Господа, и, не смея взглянуть ввысь, замирая от ожидания чуда, воззвала:

– Господи, это раба Твоя, Констанция, дочь погибшего ради Тебя Боэмунда Антиохийского, внучка славного короля Иерусалима Бодуэна II, супруга Раймонда де Пуатье, отдавшего за Тебя жизнь…

Но слышался только надтреснутый голос Марго, а потом и ее причитания заглушило прекрасное многоголосие греческого хора. Когда крестоносцы отвоевали Иерусалим, первым делом они, конечно, восстановили единственно истинную веру и забрали у греческих схизматиков ключи от усыпальницы Господа, но в тот же год происками византийских попов на Пасху не снизошел Благодатный огонь, и пришлось уступить коварным ромеям алтарь в соборе. А армянам и яковитам достались старые часовни на западной стороне южного двора. Оставалось надеяться, что Бог сам смотрит и судит: кто – правоверные латинянине, а кто – еретики, исказившие символ веры и отрицающие непогрешимость римского понтифика.

Паломники возложили свой крест на груду прочих крестов на Голгофу. Княгиня старательно облобызала все алтари под несметными лампадами, обошла все часовни, помолилась у огромной серебряной статуи Иисуса Христа, у Животворящего Креста, прочитала семь покаянных псалмов у камня, преданно хранившего капли крови Спасителя, спустилась в крипту Святой Елены и туда, где равноапостольная нашла Животворящий Крест. Не было на земле места, более приближенного к раю, чем эта темная, пахнущая плесенью часовня. Помолившись здесь, Констанция была прощена и спасена. Сквозь горе потерь и прозябание последних лет светлым родником пробилась и потекла надежда.

Досаждало лишь, что сладчайший Иисус по-прежнему являлся и отвечал лишь настырной Марго. Впрочем, Констанция не упрекала Спасителя. Никому на свете эта одинокая старуха не была нужна, не мог же и Он покинуть ее.

На стенах, полу и даже на новых мозаиках блестели свежие царапины – выбитые кресты, даты, имена, гербы паломников. По просьбе княгини Бартоломео отколол от гробницы Спасителя малюсенький осколочек, а на портале собора старательно выскоблил кинжалом герб Антиохии. Теперь Констанция навеки под охраной реликвий, а память о ее паломничестве пребудет высеченной в камне во веки веков.