– То есть лучше пусть в учебниках опишут, как он героически погиб?
– Не нарывайтесь, Арчер, – тихо, но весьма угрожающе произнес Мэйхью. – Лучше объясните, как мне разгребать вашу ложь… Что отвечать, когда спросят про копию расчетов?
Дуглас жал на газ. «Рейлтон» на полной скорости с ревом пронесся по Парк-лейн на север, мимо развалин уничтоженного бомбежкой отеля «Дорчестер». И лишь у фешенебельного особняка Мэйхью, когда полковник уже вылезал на мостовую, Дуглас ответил на его вопрос:
– Разгребать ничего не придется. Расчеты у меня. Осталось решить, стоит ли передавать их вашим немецким друзьям.
Мэйхью наклонился к приоткрытой двери автомобиля, вглядываясь в лицо Дугласа.
– Где? – выдохнул он с неприкрытым изумлением и любопытством, которые в других обстоятельствах несомненно счел бы вульгарными. – Где расчеты?
Дуглас захлопнул дверь. Пару раз слегка нажал на педаль, заставляя двигатель взреветь.
– Расчеты при мне, – ответил он с улыбкой. – В жилетном кармане.
И умчался прочь, напоследок полюбовавшись в зеркале изумленной физиономией Мэйхью. Зрелище доставило ему такую детскую радость, что он от души расхохотался.
Глава 22
На следующее утро дети заметили в настроении Дугласа Арчера какую-то перемену, хотя еще не поняли, насколько она глубока и необратима. Дуглас сбросил с себя депрессию, которая тяжелым гнетом лежала на его сердце с тех пор, как страна попала под власть Германии. Он измучился, пытаясь примирить свое призвание защищать закон и необходимость быть при этом винтиком нацистской машины смерти. Теперь он четко знал, что должен сделать, и от этого чувствовал себя счастливым – каким не был со дня гибели жены. За завтраком мальчишки смеялись, перебрасываясь с ним шутками, а миссис Шинан напекла из последнего яйца блинчиков и достала маленькую баночку настоящего меда, который ей прислала кузина из деревни. Словом, день с самого утра был особенным.
Первым делом Дуглас пешком направился в Сохо, на Мур-стрит. Когда-то контора Питера Пайпера располагалась в великолепном георгианском особняке в нескольких кварталах к западу, в районе Мейфэр, а сам «Пип» тогда был блестящим молодым режиссером, гордостью британского кинематографа.
Вероятно, сторонний наблюдатель и тем более турист не заметил бы никакой внешней разницы между особняками в Мейфэре и Сохо. Но стоило войти внутрь, и аспект урезания расходов, на котором много лет назад обогатился какой-то спекулянт, становился очевидным. Водопровод размещался в углу узкой лестницы, мощности его хватало на маленький убогий рукомойник на каждом этаже. Единственный подключенный к канализации ватерклозет был расположен на крошечном заднем дворе.
Пип теперь спал на раскладушке в той же комнате, где проявлял пленку, на самом верху узкого здания. Комната напротив служила ему рабочим кабинетом, приемной для посетителей и фотостудией. По стенам были развешаны многочисленные фотокарточки со съемок. У некоторых из уголков выпали булавки, и глянцевая бумага съежилась, будто от стыда.
– Я проявляю пленку! Кто там? – крикнул Пип из закрытой комнаты.
– Дуг Арчер.
Судя по плеску воды, Пип наскоро умывался, видимо, разбуженный дверным звонком. Дуглас ждал, разглядывая портреты кинозвезд в контрсвете и вертя в пальцах шарнир из протеза, потерянный Споудом-младшим. То, что он принял за укрепляющую трубку внутри шарнира, оказалось контейнером с пленкой. В этом Дуглас убедился накануне, притормозив у обочины, как только скрылся с глаз полковника Мэйхью. Нажав на «трубку», он извлек металлический цилиндр. Судя по ярлыку, это была пленка шириной тридцать пять миллиметров, рассчитанная на тридцать шесть кадров.
– Дуг, старина! Прости, что заставил ждать.
В Сохо многие владельцы заведений были с Дугласом на короткой ноге, но с Пипом его связывала дружба с незапамятных времен – еще с другой жизни, когда Пип катался на серебристом «Роллс-Ройсе», устраивал у себя самые изысканные званые обеды в Лондоне и доставал всем своим приятелям – включая Дугласа – приглашения на роскошные светские рауты с кинозвездами.
– Проявишь мне одну пленку, Пип?
– А ваши фотографы в Скотленд-Ярде что, забастовку устроили?
– Вроде того.
Почуяв, что задал лишний вопрос, Пип тут же постарался замять оплошность.
– Может, чаю с гренками?
Из-за стенки соседей по коридору звучала музыка – там репетировал джазовый оркестр.
– Давай когда забирать приду, хорошо?
– Прекрасно. Готово будет примерно к половине пятого. Есть пожелания? Какая экспозиция, какая зернистость? По сколько кадров режем, по пять, по шесть?
– Никаких пожеланий, главное – не болтать.
Пип кивнул. Это был миниатюрный аккуратный человечек в слишком тесном костюме. Сорочка так сдавливала ему шею, что он то и дело оттягивал пальцем ворот. Волосы у него имели неестественно темный цвет, как водится у мужчин средних лет, ищущих работу. Для их укладки Пип щедро использовал парфюмированное масло, аромат которого почти перекрывал запах фотофиксажа от одежды и виски изо рта.