Бритва Дарвина

– Ненадолго, – согласился Том. – Но адвокаты лишились права вести частную практику, доктор переехал в Мехико, а главарь до сих пор освобожден на поруки. И они больше не занимаются преступными махинациями.

– Да… Теперь этим занимается «Альянс» и «Организация». Игра осталась прежней… Сменились только игроки.

Сантана пожал плечами и пошел к двери.

– Не забудь закрыть дверь на цепочку, – напомнила Сидни и повернулась, чтобы идти за Томом Сантаной.

Дарвин тронул ее за руку:

– Сид… Спасибо тебе.

– За что? – спросила она и заглянула ему в глаза. – За что?

Сидни ушла, не дожидаясь ответа.

В квартире было необычайно темно даже после восхода солнца – из-за того, что высокие окна были занавешены кусками холста. Дар взял это на заметку – необходимо в самом ближайшем времени позаботиться о ставнях или жалюзи. Он пошел в спальню, сбросил купальный халат и забрался под одеяло. Дар думал, что заснет сразу же, но еще долго лежал без сна, глядя на лучик света, ползущий по потолку.

Со временем Дар все-таки уснул. Сны ему не снились.

ГЛАВА 14

О – ОБСТРЕЛ ЦЫПЛЯТАМИ

В среду весь день прошел впустую. Дар спал всего несколько часов – после сна в дневное время он чувствовал себя усталым и разбитым.

Проснувшись, Дар отыскал среди объявлений на желтых страницах телефон фирмы, которая в краткие сроки устанавливает на окна жалюзи и ставни. Ожидая, пока они приедут, Дарвин бесцельно бродил по квартире. Он не боялся выходить из дома – по крайней мере, ему казалось, что не боялся, – но лишний раз выходить на улицу без особой надобности ему не хотелось.

Около полудня приехал Лоуренс – он жаждал лично убедиться, что Дарвин не прячет под одеждой страшные раны. Лоуренс привез горячий обед на двоих. Он сегодня «был в городе» – то есть работал в Сан-Диего и скорее всего давал показания во Дворце правосудия. Лоуренс сказал, что задержится допоздна, и спросил, можно ли будет переночевать у Дарвина на диване. Дар сразу заподозрил, что Лоуренс хочет за ним присмотреть, но отказать все равно не смог. Когда Лоуренс уехал, а рабочие установили венецианские жалюзи и тоже ушли, Дарвин немного поработал над неоконченными случаями, отправил по электронной почте свои шахматные ходы всем оппонентам, кроме Дмитрия из Москвы, а потом пошел в спальню.

Он вытащил из-под кровати «Ремингтон-870» и коробку патронов, вставил пять толстых патронов в магазин и сел на кровать, положив дробовик на колени. На левой стороне ружья, повыше и немного впереди от предохранительной скобы над спусковым крючком, была выбита надпись: «Ремингтон-870 Экспресс Магнум». Эта надпись означала, что дробовик выпущен позже 1955 года, когда «Ремингтон-870» усовершенствовали – чтобы к нему подходили и современные трехдюймовые патроны «магнум» двенадцатого калибра, и старые, длиной два и три четверти дюйма.

Дар снял блокировку с тяг, соединяющих затвор с цевьем, передернул затвор… Синеватая сталь ствола и запах ружейного масла вызвали в памяти картины из далекого детства – как он вместе с отцом и дядей охотился на уток и фазанов на юге Иллинойса… Прохладное осеннее утро, под ногами хрустят ломкие стебли кукурузы, позади легкой трусцой бегут послушные охотничьи собаки…

Дарвин спрятал ружье обратно под кровать и закрыл глаза. Его преследовали яркие видения, но не то, что он видел недавно, не разлетающиеся осколки зеркала… Перед глазами у него стояла другая картина – туфли и ботинки, разбросанные по траве. Самые разные туфли и ботинки – и лаковые мужские туфли, и детские кроссовки, и женские босоножки. После каждой авиакатастрофы первое, на что обращают внимание следователи, – огромное количество самой разной обуви, разбросанной вокруг места катастрофы. Это замечают даже раньше, чем запах авиационного горючего, куски покореженного и обожженного металла, куски человеческих тел.

Для Дарвина это всегда было показателем чудовищной кинетической энергии, которая выделяется при падении самолета, – она так велика, что обувь, даже надежно застегнутая, почти никогда не остается на телах погибших. Почему-то это казалось Дарвину очень унизительным. Дар вспомнил о туфлях в случае с гибелью Ричарда Кодайка – или Ричарда Трейса. Молодого человека буквально выбросило из правой туфли, но туфля оказалась на неправильном месте – Дженни Смайли сдала фургон назад слишком далеко, когда второй раз переехала Ричарда. «Парень не слишком крепко стоял на ногах…» Дар живо представил, как Даллас Трейс говорит эту фразу какому-нибудь приятелю из загородного клуба.

Когда совсем стемнело, Дарвин подошел к книжному шкафу и взял с полки потрепанный том стоиков. Он начал с Эпиктета, но потом перелистал вперед, до Марка Аврелия – «Размышления», книга двенадцатая. За последние десять лет Дарвин так часто читал и перечитывал эту книгу, что некоторые страницы запомнил наизусть, и они звучали в его памяти как заклинание: