Брюнетка в клетку

– Он так и не выходит оттуда, – посетовала Зоя. – Я ему еду ношу, как узнику в тюрьму. Мне как-то даже не по себе становится, когда он руку высовывает и пальцами шевелит, мол, подавай.

Зое не подходило огорченное выражение лица. Она была создана для того, чтобы благодушествовать. Эти необыкновенные ямочки на щеках и глаза потрясающей синевы требовали покоя и радости вокруг.

– И не страшно ему в кабинете? – поежился Жидков. – Выходить он боится, а сидеть в кресле убиенного папаши – ни капли.

Тут и Вольдемар высказал свое мнение:

– Там же сигнализация, которую установили после кражи картин. Альберту кажется, что благодаря ей он в безопасности.

Для себя он давно решил, что при первых же признаках неблагополучия немедленно уедет в Швейцарию. Или на Мальту. Или в Австралию, в конце концов. Заберется в глубь материка, и пусть ищут его среди крокодилов.

– А давайте пойдем к Мишаниному отцу и спросим про записку, – предложила Симона. – Расскажем про спиритический сеанс и по его реакции поймем, правду ли сказал дух. Ну… Насчет того, что было в ней написано.

Прозвучало предложение совсем по-детски, но все сразу оживились и задвигались.

– Действительно! – подхватил Мишаня, и на его полном красивом лице отразилось вдохновение. – Фазер может себя выдать. Так уже не раз бывало. Он молчит-молчит, но стоит его ненароком разозлить – тут его как понесет, не остановишь.

– То есть мы сейчас пойдем злить вашего папу? – уточнил Шубин, склонив голову к плечу.

Ларисе он отчего-то напоминал Винни Пуха. Только у этого Винни была навязчивая идея, что мешало ему быть стопроцентно милым.

– Не станем же мы его бить? – удивился Жидков.

– Если надо, то и побьем! – воскликнула Маргарита. – Ах, сынок! Разве ты можешь разделить мое смятение? Тебе ведь не приходила черная метка!

– Боже, мама! Ну что ты привязалась со своей меткой? Миска какого-то дурацкого пепла. Может быть, кто-то из соседей кремировал канарейку.

– И принес ее прах под мою дверь? – не согласилась она. – Нет-нет, я чувствую: что-то затевается. Что-то ужасное.

– Зоя, – деловито спросил Уманский, – вы сегодня носили Альберту еду?

Лариса подумала: «Вон как всех пробрало! Не только я, но даже и Уманский, и Симона, которые не являются членами семьи, думают только об этом убийстве. Неужели убийца – кто-то из этих людей, сидящих за столом?» Она внимательно оглядела всех по очереди, наткнувшись напоследок на мрачный взгляд сына Анжелики. Вероятно, он тоже следил за лицами взрослых, но, встретившись глазами с Ларисой, торопливо отвел взгляд.

Что, если череп с костями – это все же его работа? Тогда понятно, почему мальчишка за ней следит – ищет следы испуга на лице. Интересно, это детская шалость или за ней стоит нечто большее? Не поделиться ли своими подозрениями с Жидковым? Нет. Тогда он начнет допытываться, где она была ночью в то время, когда подбросили записку, и почему это он ничего не слышал. Может быть, поговорить с Уманским? Он такой деловой.

Уманский в этот момент как раз повернулся к гувернантке и проникновенно сказал:

– Капа, вы так взволнованны! Разрешите, я вас поддержу. – И он взял ее под локоток.

Капитолина дернулась, словно ее поразило током. По всему ее телу прошла странная вибрация, а на щеках в мгновение ока выступили два алых пятна.

– Я должна позаботиться о детях, – проскрежетала она так, словно внутри у нее находился старый механизм, который впервые за долгие годы привели в действие. – Дети, вы можете пойти в сад.

Детей как ветром сдуло. Вероятно, гуляние в саду без ее присмотра оказалось для них дорогим подарком.

– Надо же, как они вас слушаются, – покачал головой Уманский, окидывая гувернантку восхищенным взглядом. Всю – от прямых бровей до проклятого педикюра.

– У меня психологический подход, – ответила она, и голос ее странным образом смягчился.

Кроме Ларисы, никто не прислушивался к их диалогу: все двигали стульями, обсуждая стратегию и тактику предстоящей стычки с Альбертом.

– Скажешь, что принесла ему кисель с мороженым, – поучала Анжелика Зою. И пояснила для всех: – Альберт обожает кисель с мороженым и ни за что от него не откажется.

– Но как же? – растерялась Зоя. – Как же я совру? Анжеликочка? Это же неправильно! А если бы на его месте были вы?

– Еще чего, – отмахнулась Анжелика. – Стала бы я сидеть в комнате несколько суток одна.

– Вероятно, ему очень страшно, – предположила Симона. – Мне его жаль.

Маргарита ухмыльнулась. Лицо ее будто говорило: «Хочешь выпендриться перед Мишаней? Жалеешь прилюдно его папу? Ну-ну».

– Альберт приоткрывает дверь, – продолжала Анжелика, – и Вольдемар засовывает в образовавшуюся щель ногу.

– Это опасно, – тут же откликнулся Вольдемар. – Лучше засунуть в щель что-нибудь другое, менее ценное.

– Мы что, ворвемся внутрь, как омоновцы? – изумился Мишаня. – И набросимся на фазера всем скопом? Как это ни странно, но мне неловко.

– Не думаю, что нужно врываться, – охладил общий пыл Уманский.