Бродячая Русь Христа ради

- Я пою, а в нутре как бы не то делается, когда молчу либо сижу. Подымается во мне словно дух какой и ходит по нутру-то моему. Одни слова пропою, а перед духом-то моим новые выстают и как-то тянут вперед, и так-то дрожь во мне во всем делается. Лют я петь, лют тогда бываю: запою - и по-другому заживу, и ничего больше не чую. И благодаришь Бога за то, что не забыл он и про тебя, не покинул, а дал тебе такой вольной дух и память.

- Памятью не обижен - зла не забывает! - подтверждал проводник, видимо привычный и в беседах, как и на ходу, поддерживать и помогать старцу.

- У них глаза-те в концах перстов засели. Раз церковную книгу нащупал и за сапожное голенище принял: я ему дал листы перебирать, стал он потом разуметь, что такое книга и которая церковная.

- У меня на это большая сила в перстах! - продолжал хвастаться разговорившийся и обогретый приветливым словом доброго человека слепой старик...

- И ухо у меня сильное.

- Вот какое ухо, - подтверждал мальчик, - дай ты ему палку в его руки, постучит он ей и тотчас чует, травой ли идет, по грязи ли, на дом наткнулся али на изгородь попал.

- С палкой всякой слепец силен. Сам Господь палку слепцу заместо глаз дал и поставил ему в провожатые. От нее у слепца и ноги есть, и пищу достает.

- А ребятки провожатые?

- Не всегда при себе: отпущаем. Молодое дело: баловаться хочет. От себя они по миру бродят, не всегда тебе принесут.

- Мой Иванушко добрый: мне он приносит и делится со мной, -спохватился старик и стал шарить около себя.

Нащупал плечо мальчика, поднял свою руку к нему на голову и погладил по лохматым густым волосам своего Иванушки.

- Кормители они наши, поители: в них и разум наш, и око наше.

- У дедушки Матвея нос еще больно чуток: где-где деревню-то он почует. У нас вон и глаза вострые, а за ним не поспеешь. Нам и волков по колкам-то так не спознать супротив него. Сколько раз его за то, когда артелей ходим, благодарили, что от экой беды отводил - где-где волчий вой услышит.

- Вон язык свой не похвалю: мяконькое распознать могу, а чего другого не понять мне.

- Медовый пряник за щепу не сочтет. Есть любит, чтобы сколь больше да повкуснее.

- Старческий грех - надо каяться.

- И винцо, поди, любишь?

- Как жрет-то!

- А ведет ли тебя на прочие-то мирские какие соблазны? - спрашивал благотворитель, окончив работу и прибираясь спать.

- А чего не видал - как того желать? Куда тянуться и чего хотеть? -беседовал дедушка Матвей.

- Он тебе этого в жизнь не скажет. На это у них у всех большой зарок положен. Слушай ты его, он и врать мастер, а в эких делах первый заторщик.

- Нехорошее вы время-то для себя теперь выбрали! - перебил хозяин, позевывая и поскрипывая полатями, на которые забрался спать.

- Время, добрый человек, всякое нам хорошо! - продолжал старик, не оставляя прежнего певучего и мягкого тона в голосе.

- Люди все одни и те же: все - благодетели, милостивцы и кормители. Их милосливого сердца остудить не можно, - договаривал слепец уже засыпавшему милостивцу и странноприимцу.

В самом деле, весна в крестьянской, а тем более в городской жизни - не такое время, которое было бы богато избытками, стало быть, удобно для подаяний. Даже на черноземных местах в средине января половина своего хлеба съедена (Петр-полукорм 16-го, Аксинья-похлебница 24-го числа этого же месяца). В лесных губерниях эта тяжелая пора начинается гораздо раньше, и покупной хлеб начинает выручать с самых Святок. Весна встречается всегда натощак, и Егорий (23 апреля) называется в том же народном календаре уже прямо «голодным». Истребляется даже запас квашеных овощей, которые с теплыми днями начинают загнивать и прорастать, а потому-то и День Марии Египетской (1 апреля) называется «пустые щи».

На ледоход крестьянская и мещанская нужда начинает обнаруживаться совсем наголо и впроголодь. Лишние работники, которые на зиму покидали семьи и ходили искать денег в сторонних заработках, где ни приведется и что ни подойдет к рукам, - теперь все сбежались домой с разных сторон, чтобы подпереть плечом расшатавшуюся домовую храмину. Все дома, и все в перепуге и страхе за себя и своих, ждут не дождутся того времени, когда весенняя пора обеспечит надеждами и обяжет работами. Из ушедших на промысел за разменными и ходячими деньгами запоздали только немногие, и лишь те, у которых утрачена всякая надежда приобретения нужного на обмен своего и которым требуются деньги на все, даже на хлеб. Но скоро прибегут и эти.