Брокен-Харбор

— Тогда почему она пытается замять историю со взломщиком? Если она действительно не боялась, то почему? Любая женщина, заподозрив, что кто-то проник в дом, где живут она и ее дети, непременно что-нибудь предпримет. Напрашивается единственный вывод: она отлично знает, кто такой этот взломщик, и его пребывание в доме ее ничуть не беспокоит.

Ричи пожевал заусенец и обдумал мои слова, щурясь на тусклое солнце. На его щеки уже возвращался румянец, однако спина по-прежнему была напряжена.

— Тогда зачем она вообще рассказала об этом Фионе?

— Потому что сначала она не знала. Но ты же ее слышал: она пыталась застукать взломщика. Что, если ей это удалось? Что, если Конор набрался храбрости и решил оставить Дженни записку? Не забывай, их многое связывает. Фиона, по ее собственному утверждению, считает, что ничего романтического между ними никогда не было, — но если это не так, сомневаюсь, что она бы о чем-то узнала. Они по меньшей мере друзья — близкие старые друзья. Узнав, что Конор до сих пор крутится где-то рядом, Дженни, возможно, решила возобновить дружбу.

— Ничего не сказав Пэту?

— Может, она боялась, что он вспылит и накостыляет Конору. Он же ревнивец. Кроме того, Дженни, возможно, знала, что у мужа есть повод для ревности. — Когда я сказал это вслух, по телу пробежал такой мощный электрический разряд, что я едва не соскочил со стены. Наконец-то, черт побери, дело начало вписываться в один из шаблонов — в самый древний и банальный.

— Пэт и Дженни были без ума друг от друга, — возразил Ричи. — Все на этом сходятся.

— Ты же сам утверждал, будто он пытался ее убить.

— Это другое. Люди убивают на почве страсти сплошь и рядом. Но никто не станет изменять тому, от кого без ума.

— Человеческую природу не переделаешь. Дженни застряла в безлюдной дыре, без друзей, без работы, без денег, Пэт зациклился на каком-то звере на чердаке — и вдруг, как раз когда она нуждается в поддержке сильнее всего, появляется Конор. Человек, который знал ее, еще когда она была золотой девочкой, у которой все идеально, который полжизни ее обожал. Перед таким искушением устоит разве что святой.

— Возможно, — отозвался Ричи, продолжая покусывать заусенец. — Допустим, вы правы, но в таком случае у нас по-прежнему нет мотива для Конора.

— Дженни решила порвать с ним.

— Тогда у него появился бы мотив убить только ее одну — ну или только Пэта, если Конор рассчитывал таким образом вернуть Дженни, — но не всю семью.

Солнце скрылось, холмы начали сереть, ветер кружил листья в безумном хороводе, прежде чем снова швырнуть их на мокрую землю.

— Все зависит от того, как сильно он хотел ее наказать, — сказал я.

— Ладно. — Ричи поплотнее завернулся в куртку и сунул руки в карманы. — Возможно. Но почему же тогда Дженни молчит?

— Потому что не помнит.

— Не помнит ночь понедельника — допустим. Но последние несколько месяцев из ее памяти никуда не улетучились. Она бы запомнила, если бы у нее был роман с Конором, — и даже если бы она просто с ним общалась. Она бы помнила, что собиралась его бросить.

— По-твоему, Дженни хочет, чтобы ее полоскали во всех газетах? «У матери убитых детей был роман с обвиняемым». Думаешь, она добровольно примерит на себя титул «Шлюха недели»?

— Да, думаю. Сами же говорите, что он убил ее детей. Она ни за что не стала бы его покрывать.

— Стала бы — из-за сильного чувства вины. Если у них был роман, значит, она виновата в том, что Конор появился в их жизни, значит, то, что он совершил, — ее вина. Немногим хватило бы сил, чтобы с этим смириться, — не говоря уже о том, чтобы признаться в этом полиции. Не стоит недооценивать чувство вины.

Ричи покачал головой:

— Даже если вы правы насчет романа, это указывает не на Конора, а на Пэта. Вы сами говорите, что у него потихоньку ехала крыша. Вдруг он узнаёт, что жена трахается с его бывшим лучшим другом, и в голове у него что-то щелкает. Дженни он убивает в наказание, детей — чтобы не остались без родителей, себя — потому что ему больше незачем жить. Вы же видели, что он написал на форуме. «Она и дети — все, что у меня есть».

Двое студентов-медиков — заросшие щетиной, с мешками под глазами — вышли из больницы покурить, хотя, казалось бы, кому как не им вести здоровый образ жизни. Внезапно меня накрыло мощной волной раздражения, которая унесла прочь и усталость, и все, что меня окружало, — вонь сигаретного дыма, нашу беседу с Дженни, похожую на замысловатый бережный танец, назойливый образ Дины, не идущий из головы, Ричи, упорно донимавшего меня путаными возражениями и гипотезами. Я встал и отряхнул пальто.

— Ну, для начала давай выясним, прав ли я насчет романа.

— Конор?

— Нет. — Я так хотел взять в оборот Конора, что почти чувствовал его запах, резкий и смолистый, однако именно в таких обстоятельствах и нужен самоконтроль. — Его оставим на потом. К Конору Бреннану я пойду только с полным боекомплектом. Нет, сейчас мы снова побеседуем с Гоганами. И на сей раз буду говорить я.

* * *