Броненосец

211. Телевизор.Ты мерз, потому что лежал совсем голый, и — плотно закрыв глаза, чтобы не видеть никаких цветов, — подвинулся поближе к бледному веснушчатому телу Джойс. Чтобы не видеть никаких цветов. А Джойс сказала: «Ты мокрый, ты грязный, отодвинься. Не прикасайся ко мне». Когда ты раскрыл глаза, цвета уже не менялись так неистово, зато твоя тесная комнатенка пульсировала, точно колотящееся сердце, сжималась и расширялась, словно стены ее были из мягкой резины. Теперь тебе мешал шум — тебе хотелось абсолютной тишины, как в автобусе. Все, что ты слышал, — это назойливые голоса из телевизора с нижнего этажа и грубые, хамские крики и смех. Ты взглянул на часы, но так и не смог сфокусировать взгляд на циферблате. Джойс повернулась к тебе лицом, ее продолговатые груди свисали и терлись о твой бок, и ты ощутил — тупо, нелепо, тревожно — отчетливое вожделение, хотя прекрасно понимал, что секс при подобных обстоятельствах мог бы иметь катастрофические побочные эффекты. И все-таки, может быть…

«Почему они кричат и визжат, Майло? — спросила Джойс, и ты почувствовал, как к твоему бедру прижался ее жесткий, колючий лобок. — Пусть прекратят, Майло, пусть прекратят, любимый мой».

Джойс никогда раньше не обращалась к тебе так ласково, никогда на словах не выражала свою приязнь, отметил ты, и тебе это понравилось. Тебя переполняла любовь к ней, а жаркое желание только подстегнуло твою ненависть к телевизору и доносившемуся оттуда громкому, хамскому голосу. Ты выскочил из постели, подхватил рубашку и кое-как нацепил ее на себя.

Меня это из себя выводит!

— закричал ты. — Меня злит это, черт возьми, я просто в бешенстве!

«Пусть прекратят, Майло, миленький, пусть прекратят это», — повторила Джойс, сидя на кровати, и слезы у нее текли ручьем.

Ты яростно распахнул дверь своей тесной комнатушки и зашагал по коридору. Полы рубашки развевались в воздухе, а ты направлялся к источнику этого гама, этого несмолкающего шума. Ослепленный яростью, ты решил заставить телевизор замолкнуть навсегда.

Книга преображения

Оказалось, Лоример напрочь не способен уснуть, деля пространство с другим человеком, заночевавшим в его квартире, с источником незнакомых шумов. Время от времени ему удавалось задремать, но стоило только Торквилу кашлянуть, захрапеть или заворочаться у себя на диване, и Лоример немедленно просыпался — приток адреналина, лихорадочная работа мозга, широко раскрытые глаза, тревога, — пока наконец не припоминал, что в соседней комнате спит гость.

Торквил спал как убитый, в то время как Лоример, намеренно хлопая дверями и посудой, шумно готовил себе на кухне скромный завтрак. Он заглянул в темную гостиную и увидел в полумраке широкую и бледную голую спину Торквила, услышал его беспокойное всхрапывание и хриплое дыхание, и тут ему невольно пришло в голову, что Торквил, наверное, спит нагишом под его запасным одеялом. Но кто же спит нагишом на диване? Нагишом — на чужом диване, в чужом доме?..