Броненосец

— Всего один телефонный звонок.

Лоример пошел на кухню и, набирая номер, почувствовал, как легко стало на сердце при мысли о том, что кукушонок если и не будет сразу выброшен из гнезда, то, по крайней мере, большую часть дня будет отсутствовать.

— Да? — ответили на том конце линии.

— Это Майло. Твоя «кортина» еще на ходу? Отлично. Я нашел тебе водителя.

390. Откуда взялось имя «Дэвид Уоттс».Об этом мне рассказал Торквил. Один из тех немногих интересных фактов, о которых мне поведал Торквил за все время общения с ним.

«Знаешь, почему он зовет себя Дэвидом Уоттсом?» — «Нет, а почему?» — «Это же из той песни „Кинкс“». — «Никогда про них не слышал». — «Боже мой, да ты что? Быть такого не может, слышал ты наверняка, — это ж одна из легендарных рок-групп шестидесятых». — «А, сказал я, теперь, кажется, что-то припоминаю».

Тогда Торквил встал, будто на сцене, и запел гортанным тенором с фальшивым акцентом кокни: «Фа-фа-фа- фа-фа, фа-фа-

фа». Он пропел, не пропустив ни слова, всю песню целиком, от лица некоего «дурачка и простачка, который не отличает воды от шампанского» и мечтает о Дэвиде Уоттсе — настоящем герое школы, эпическом драчуне, богаче, капитане команды, главном заводиле, от которого без ума все девчонки в округе. В припеве хор занудно твердил: «Я хочу быть как Дэвид Уоттс, я хочу быть как Дэвид Уоттс, я хочу быть как Дэвид Уоттс». Это была песенка про парня, который не способен на подлость, про парня, которого ценят и уважают равные ему, про парня, который, в сущности, — полное совершенство. Тогда-то я начал лучше понимать, почему Мартин Фостер стал Дэвидом Уоттсом.

Книга преобажения

Глава тринадцатая

Хогг без стука зашел в кабинет Лоримера. На нем был короткий овчинный полушубок и плоская твидовая кепка; в этом наряде он напоминал букмекера или фермера, приехавшего в город на один день на сельскохозяйственную выставку.

Лоример встал, отодвинул подальше стул и изобразил на лице обаятельнейшую улыбку:

— Доброе утро, мистер Хогг.

Хогг наставил на него палец:

— Пообедаем вместе, старина?

Они сели в такси, покатили на запад и вышли, к удивлению Лоримера, на Тоттнем-Корт-роуд, а потом прошли еще несколько кварталов пешком, приближаясь к телебашне. Наконец они дошли до ресторана «О'Райлиз» — заведения с низким потолком, кабинетами с обшивкой темного дерева, вельветовыми скамейками и обоями в стиле Уильяма Морриса. Владелец ресторана — марокканец по имени Педро — с преувеличенным гостеприимством приветствовал Хогга, а потом повел их обоих по совершенно пустому залу к дальнему кабинету.

— Как обычно, сеньор Хогг?

— Да, Педро. И принеси еще один для сеньора Блэка. — Хогг подался вперед. — Тут делают лучшие в городе гренки по-валлийски. Очень рекомендую, Лоример. Яблочный пирог тоже очень недурен.

Педро принес им по большому бокалу амонтильядо, и они углубились в изучение меню. Первое слово, какое тут приходило на ум, — «эклектика». Лоример понял, что находится в классическом английском ресторане — из тех, что исчезают на глазах: он уже много лет не видел, чтобы в качестве первого блюда предлагались на выбор «томатный сок, апельсиновый сок или грейпфрутовый сок». Хогг заказал гренки с сыром по-валлийски и сувлаки из ягненка, а Лоример выбрал долму и телячью отбивную в сухарях с овощным ассорти. Сегодня в ресторане подавалось венгерское вино «Бычья кровь», а попытка Лоримера попросить большую бутылку воды «перье» была встречена в штыки.

— Чушь. Принеси-ка ему стаканчик нашей старой доброй водички из Темзы, Педро.