Бронепоезд «Гандзя». Повесть

А пока принуждал себя ежедневно посещать комбатра и решать треугольники. «В конце концов, - говорил я себе, - будем ли мы на передовой или в тылу останемся, но артиллерийскую-то науку надо знать. Ведь без нее я по рукам связан!»

Занимались мы с комбатром только ночами, и от этих бессонных ночей я совсем осовел, меня ветром шатало. День-то я в бою, на стрельбе, глаз за весь день не сомкнешь, а тут и ночь не твоя.

Трудно мне было, и в особенности тяготило то, что я почти не встречался со своими ребятами. Как они жили, чем заполняли свое свободное время, - об этом я знал только со слов матроса, который оставался на бронепоезде моим заместителем и ежедневно делал мне короткие доклады.

Но вот однажды я услышал в команде разговор о моих занятиях. Как-то после боя, уже в сумерках, я забрался в пулеметный вагон, чтобы поспать, а потом со свежей головой отправиться к комбатру. Лежу и слышу: захрустел песок около вагона, подошли люди, потом что-то звякнуло - я догадался, что заправляют буксы.

- Спит, - сказал один, видно отвечая на вопрос другого. Я сразу узнал голос Малюги - говорил он медленно и нараспев. - У нашего командира теперь и день в ночь - не разберешь ничего… Придумает тоже: в книжках артиллерию вычитывать! Бубнит, бубнит, что пономарь над псалтырью… Да ты, брат ты мой, если хочешь дело понять, тряпку вон возьми да походи около нее, около орудии. Вот и увидишь, что к чему да как другие становятся. Может, тогда из тебя и выйдет солдат. Ох-хо-хо, - вздохнул Малюга, - завоюем мы с ним, с этим хлопцем, по три аршина земли сырой!… Ну-ка, плесни масла.

Забрякала о буксу масленка.

- А в книжках про всякое пишется, - услышал я другой голос. - Вот вчера хлопцы про тебя читали.

- Это как же так - про меня?… - В голосе Малюги прозвучало недоверие и в то же время угроза. - Какая такая книжка? Где она?

- А тебе и не прочитать ее самому, без хлопцев. Про крестьянина-середняка книжка. Кажут, середняк - це розуму богато. Кажут, на сели - первый господарь. Кажут, в державных справах… в государственных делах у середняка треба совета спрашивать.

Говоривший вдруг фыркнул и захохотал.

- Чего же ты, дура, регочешь? - сказал Малюга солидным голосом. Середняк - це фигура! Правильно про меня написано.

Задорный собеседник Малюги проговорил, давясь смехом:

- Державны справы… Государственные дела… тебе решать… Ха-ха… Малограмотный дядько! Только драться умеешь!

- Ах ты шкодливый!… Да я тебя, дурня… - Малюга угрожающе засопел.

- Сам ты дурень! Да еще старый! - вдруг запальчиво выкрикнул другой.

«Кто это? - Я прислушался и никак не мог узнать второго. В голосе что-то напоминало племянника. - Да нет, не может этого быть! Не осмелится он разговаривать так с дядей…»

Я быстро выглянул в бойницу.

Около вагона Малюга, а в нескольких шагах от него с масленкой племянник. В самом деле, племянник! А как распетушился… Красный весь от злости!

Я громко кашлянул. Оба вздрогнули и обернулись. И старик и племянник сразу потеряли свой воинственный вид и поспешили прочь. До чего это было смешное бегство!

А хлопец-то, хлопец - каково отбрил старика! И откуда только смелости набрался, ведь как разговаривает!… Не иначе как этого парня обработали в команде! Ну и дела!

Я стал устраиваться спать. «Кто же это у нас в поезде книжки читает?» С этой мыслью я заснул.

В этот раз я на редкость хорошо выспался и бодрый, свежий выскочил из вагона.

Пока я умывался под краником у тендера, матрос мне все рассказал. Оказывается, это наш Панкратов, громкочтец, в поезде орудует. Чуть ли не каждый день он ходит за пять, а то и больше, верст в политотдел, приносит оттуда литературу - книжки, газеты, листовки - и прочитывает все вслух бойцам. А неграмотных после каждой читки заставляет списывать с газеты буквы и тут же объясняет: «А - арбуз, О - орудие, П - поезд, У - ученье. Ученье свет, неученье - тьма».

- Этот Малюга-меньшой у него самый исправный ученик, - сказал матрос. Полфамилии сам карандашом выводит.

Я уже помылся и крепко растирал лицо и шею полотенцем, но тут не удержался, чтобы не брызнуть в матроса водой из краника.

- Эх ты, голова садовая! - сказал я. - Такое дело делается, а ты и не доложишь мне.

Матрос взял у меня кончик полотенца и смахнул с себя брызги.

- А как-то к случаю пришлось. Дело, думаю, небоевое…

- Как же так - небоевое? Ведь Панкратов из этого деревенского парня дисциплинированного и сознательного красноармейца делает. Чуешь ты?

Я тут же вызвал Панкратова.

Степенный и сдержанный, Панкратов весь так и просиял, когда я заговорил о его занятиях. Он показал мне список своих учеников; в списке значилось четыре человека неграмотных и малограмотных, в том числе долговязый пулеметчик, исполнявший теперь обязанности правильного, и молодой Малюга. Список был аккуратно разграфлен, и против фамилии каждого стояло по нескольку крестиков.

- Являются на уроки исправно, пропусков нету, - деловито сказал Панкратов, убирая список в клеенчатую сумку. - Вот только чернил бы нам да хоть тетрадку бумаги, а то не на чем писать.