Броня генетической памяти

Мироощущение, в котором рай представлялся естественным завершением земной жизни человека, непременно светлое, потому и характер русского народа, уповавшего на благой исход своего бытия, неунывающий, терпеливо стойкий, как бы ни были трудны перипетии русской истории. Нам свойственно верить, что «Не узнав горя, не узнаешь и радости», что «Все перемелется – мука будет», и что «Хорошего – понемножку». Не случайно формулой нашей стойкости стало упорное и одновременно насмешливое ничего! Этим словом, как колом или дубиной, мы отмахиваемся от всякой напасти: болезнь ли одолела – ничего, перетерпим; враг ли подступил – ничего, отобьемся; друг ли предал – ничего, переможем. Мы детей своих, когда упадут и расшибутся, успокаиваем все тем же – ничего, пройдет. Мы в ответ на всякое участливое отношение к нашему горю, чтобы не раскваситься, не расклеиться в жалости к себе отвечаем: «Да ничего! Переживем!». Этим поражающим всякого нерусского человека, бессмысленным на первый взгляд

ничего, а еще залихватскими ништо, ништяк, ниче; мы смеемся над горькой судьбиной, превозмогаем, стиснув зубы, беду, сами себя убеждаем в пустячности боли, в преодолении горя, в неизбежности победы. Удалое русское ничего

! во все времена делало нас самым терпеливым, самым стойким, а потому непобедимым народом, ведающим искони, что за нашу стойкость, упорство и терпение нас непременно ожидает светлый рай. Вот россыпь поговорок, приучающих русского человека не бояться смерти: «Живи не тужи, помрешь не заплачешь», «Жить надейся, а умирать готовься», «Не на живот рождаемся, а на смерть», «Умел пожить, умей и умереть».

Но если всех ожидал, по представлению язычников, светлый рай, а люди на земле совершали зло, то где и в чем, согласно языческому мировоззрению, осуществлялся высший суд их деяний, ведь без идеи воздаяния за добро и зло не живет ни одна религия. Для славянского язычества Высшим Судом являлась человеческая судьба. Вот почему издревле знают русские:

«От судьбы не уйдешь», «Чему быть, того не миновать». Судьба, как достоверно установлено этимологами, это суд Бога

, в земной жизни отмщающего грешнику несчастьями и бедами и вознаграждающего праведника благами и радостью. Такое восприятие судьбы – чисто языческое, но оно прочно утвердилось в русском христианском мировоззрении. И когда постигает нас болезнь или несчастье, мы язычески всматриваемся в прожитое, там ищем ответ, где наш грех, за который пришла расплата. Когда приходит беда, люди причитают: «За что?!» Когда наши враги и ненавистники терпят несчастья и нужду, мы язычески утверждаемся: «Бог наказал!». Хотя вроде бы должны их христиански пожалеть. Русские христиане подспудно хранят эти древние языческие убеждения, и такое внимание к своей судьбине, как к Божьему суду здесь на земле, заставляет нас вдумываться в свои слова и поступки, стараться избегать явного зла, чтобы не испытывать судьбу и не гневить Бога.

Языческая русская светлость представлений о загробной жизни унаследована христианским мировосприятием, не склонным пугаться пекла и адского ненасытного червя. Не страх перед адом становился причиной русского христианского подвижничества, а врожденная склонность к добру и тяготение к свету. В идее же посмертного воздаяния грешникам за содеянное на земле зло христианство созерцало столь любимую нами мысль о справедливости, без которой русскому народу жизнь не мила.

О языческом значении слов воскресение и крест