Бронзовый ангел

Девушка в желтом платочке тихо спросила не то себя, не то Антона: «А разве не с вами я вчера договаривалась?» И когда он ответим, что нет, не с ним, опрометью кинулась прочь.

Яркий свет в кафе вдруг погас. Все словно бы слиняло — цвет, звуки, — и только запахло резче — жженым углем. Вокруг медленно, но, показалось, тревожно заходили люди; что они собирались делать, было неясно, и Антон решил, что настало самое время смыться. Пошел туда, где исчезла та, в косынке, шагнул влево, вправо и неожиданно быстро оказался у щели в больших, как у ангара, воротах. Дальше был коридор. По стене рядком стояли металлические креслица, и на них расселось человек десять странно отличных по одежде людей. Некоторые были в рабочих комбинезонах, простоватые на вид, и тут же — в отутюженных костюмах, с неестественно розовыми лицами; все жадно курили, переговаривались, и Антон тоже решил постоять, покурить, обдумать, как поступить дальше.

«Что, старлейт, турнули? Не подошел в артисты?» — посмеиваясь, сказал сидевший с краю парень, и Антон понял, что лицо у него такое розовое от грима. Разговаривать не хотелось, парень чем-то не нравился, наверное, своим галстуком-бабочкой вроде кошачьего бантика, и Антон только буркнул: «А я и не напрашивался». Другой, в комбинезоне, с нормальным, не в гриме, лицом, заступился: «Сонька виновата, помреж. Вечно путает!» Издалека поддержали: «А ничего ей Илья врезал! Я его буду снимать кру-п-но! Вы что, не знали, что я снимаю цве-т-ную картину?» Все засмеялись — так похоже передразнивал говоривший, и Антон, расхрабрившись, спросил того, в комбинезоне: «А как фамилия режиссера? Не Оболенцев?»

Почему-то опять засмеялись, заговорили, и он понял, что Оболенцеву рановато так покрикивать, как покрикивал этот Илья Борисович. Фамилии он его точно не уловил, показалось только — знакомая фамилия, встречал в журнале. Да и шут с ней, с фамилией, главное, что это не Оболенцев, а то вот поди поговори с таким… И тут же вынырнула Соня, та самая, в платочке, что привела сюда Антона, и, уже не глядя на него, зашикала на парней, которые в гриме, — начинается съемка, и креслица у стены опустели, правда, не совсем, потому что парни в комбинезонах, в клетчатых рубашках, все с большими рукавицами, как у грузчиков, продолжали курить, только один, похоже, бригадир, ушел, и тогда Антон, торопясь, не зная, к кому именно обращаться, и потому сразу всех спросил: «Ребята, а Оболенцева как мне разыскать? Очень нужен…»

Ответили разом — и вот беда, что его нет на студий, он в экспедиции, а где точно, бог его знает. И уже вроде всё, лопнула затея, можно уходить, но тот парень, что заступился за Антона, когда приставал галстук-бабочка, сказал, что Митька наверняка знает, Митька, который давеча ездил в группу Оболенцева чинить камеру, и следом исчез за высокими дверями-воротами, а потом появился и растолковал, что ехать надо до города Аринска («Ну, где этих фабрик полно, текстильных, на всю Россию ситец делают»), а потом автобусом, и даже номер сообщил и с какого вокзала отправляться, какой лучше электричкой.

Теперь впрямь можно было идти. И он двинулся уже, Антон, по коридору, но остановился, опасливо прижался к стене, потому что вдали, в темноватом пространстве — коридор был без окон — показалась Томка. И неизвестно, что делать, что говорить ей, и чувство охватило такое, будто он залез к сестре в сумку или распечатал адресованное ей письмо. Вот чего он не учел — что сестра здесь, на студии, на работе, и он может встретиться с ней. Попался, заступник?

Женщина подошла ближе, теперь на нее падал свет от лампы, и — о радость! — оказалась не Томкой. Антон шмыгнул мимо, торопясь, зашагал дальше, туда, где должна была находиться раздевалка.

Уже и свет дневной голубел за углом, уже шаг остался до этого света, все — дошел, и тут он нос к носу столкнулся с Томкой. Странно, ее держал под руку Илья Борисович, только он уже был не в вельветовых штанах, а в черном костюме, с галстуком-бабочкой, и лицо у него ярко розовело от грима. Но сказал он громко и так же чуть удлиняя слова, как прежде, когда ругал своего помрежа Соню: «Смо-т-рите, Томочка, ваш брат ищет Оболе-н-цева, а следует искать меня! Ведь это ко мне вы уходите от своего мужа, пра-в-да? Вам же все равно, лишь бы ре-жи-ссер!» Томка засмеялась, согласно кивала, и тотчас громко заиграла музыка — польку; Илья Борисович подхватил Томку, и они закружились среди десятка или больше танцующих пар, и вокруг почему-то была вовсе не раздевалка с пустыми по-летнему вешалками, а тот ресторан или кафе, куда по ошибке привела Антона шустрая Соня, только за окнами виднелись не дома на Новом Арбате, а залы «Детского мира» с горами игрушек, и среди танцующих Антон заметил продавщицу, которая не хотела показать что-нибудь получше плащиков на подстежке. Он пытался крикнуть девчонке, что узнал, запомнил и вполне еще может вернуться, записать ее поведение в жалобную книгу, но слова не выходили, как он ни старался, не звучали. Наверное, потому, что сильно бил барабан: бум, бум, бум!..