Когда пришла шестая ночь, они заснули, чтобы уже больше никогда не проснуться. И прощаться они не стали, потому что знали: как только души их покинут тело, они снова увидят друг друга, но уже не здесь, а на Узкой Косе — между двумя морями. Их копья и ножи будут с ними. В их жилищах всегда будет много мяса, а животы сделаются большими от частой еды. И им будет столько же лет, сколько сейчас. Они навсегда останутся молодыми и сильными. Так бывает всегда. На Косе живут люди того возраста, в котором они умерли.
Время перестало для них существовать. И когда Мизинец открыл глаза, то первая мысль его была о том, что он уже умер и находится на Узкой Косе. Он осмотрелся. Сквозь снежную толщу сочился серый тусклый свет, блестели покрытые коркой льда стены норы, и воздух был густой и тяжелый; рядом, собрав тело в комок, лежал Птенец Куропатки, и плечи его вздрагивали от озноба.
Мизинец медленно ощупал свое лицо, плечи, грудь. Тихо кружилась голова, но есть совсем не хотелось.
Все еще не веря тому, что он живой, юноша подполз к снежным глыбам, закрывающим вход, и острием копья стал пробивать в них дыру. Тонкий синий лучик ударил ему в глаза — это заглянуло в нору небо. Мизинец заспешил, но, прежде чем выход был расчищен, ему пришлось несколько раз отдыхать: копье казалось очень тяжелым, а обессиленные руки не хотели слушаться.
Чувство слабости в теле окончательно убедило его, что он не умер. Сделалось даже обидно. Духи отчего-то не хотели брать его душу в страну мертвых.
Когда Мизинец выбрался из-под снега, он увидел ту же землю, что и перед пургой, те же сопки и лиственницы на склонах и долину. Только сугробы поменяли свои места и легли там, где этого захотели Духи Пурги.
Великая тишина стояла вокруг. Земля устала от ветра и его хриплых песен и теперь отдыхала, укрывшись снежным одеялом, колючим и жестким, как невыделанная оленья шкура.
От свежего воздуха потемнело в глазах, и Мизинец, ткнувшись лицом в снег, долго лежал неподвижно.
Очнулся он от шороха. Схватив копье, вскочил на ноги, готовый к защите. После пурги в лесу голодны все: и звери, и люди. Поэтому именно в эту пору бывают самые жестокие схватки. Голод отнимает разум и прибавляет отваги.
Тревога была напрасной. За спиной стоял Птенец Куропатки и тоже оглядывался по сторонам удивленными глазами.
— Мы не умерли… — сказал Мизинец.
— Я хочу есть…
Мизинец промолчал. Напоминание о еде заставило его сглотнуть липкую слюну.
— Нам не дойти до Великой Реки, — продолжал Птенец Куропатки тоскливо. — Очень скоро наступит время, когда мы станем выслеживать друг друга.
Мизинец сердито обернулся.
— Твой язык говорит дурные слова. Разве твой разум уже помутился, что ты думаешь об этом? Если Дух Голода велит мне убить тебя, я уйду в сторону и разобью свою голову о камни.
— Старики говорили, что бывало, когда охотники ели друг друга. Голод всемогущ. Он отнимал разум у самых сильных, — виновато сказал Птенец Куропатки.
Мизинец со злостью сплюнул набежавшую голодную слюну и снова стал смотреть вдаль.
— Гляди, — сказал он через некоторое время. — Если мои глаза не обманывает Туман Голода, там, — он показал пальцем на долину, — по-прежнему пасется Длиннозубый зверь. Но теперь он один.
Среди белых снегов действительно видна была черная точка. Иногда она шевелилась, передвигалась.
Ощупывая взглядом каждый бугорок, каждую впадину, Птенец Куропатки вдруг закричал:
— Второй Длиннозубый сдох! Видишь вот тот сугроб? Он не такой, как остальные! Это лежит зверь!..
Не сговариваясь, юноши торопливо бросились вниз по склону. Там, где было особенно круто, они садились прямо на снег, и, отталкиваясь древками копий, катились по твердому насту.
Очень скоро они оказались в долине. И несмотря на то, что есть хотелось нестерпимо, к туше мертвого Длиннозубого зверя они подходили осторожно, медленно, готовые к любой неожиданности. Так велел им инстинкт.
Мамонт лежал на боку. Даже мертвый, он был огромным и страшным. Живой Длиннозубый зверь бродил рядом. Иногда он поднимал свою клыкастую голову к небу и негромко трубил. Зверь следил за людьми, и кто мог знать, что сделает он дальше?
Первым остановился Птенец Куропатки.
— Зверь может убить нас!.. — пританцовывая от нетерпения, сказал он.
Мизинец немного подумал, тряхнул упрямо головой.
— Пойдем. Разве не все равно — умереть от голода или быть растоптанным?
Медленно, не спуская глаз с мамонта, юноши снова двинулись вперед. А когда до него осталось совсем немного, не выдержали, бросились бегом, крича и размахивая каменными ножами.
Торопливо разбрасывая руками снег, они откопали голову мертвого зверя, и Мизинец, по локоть засунув руку в оскаленную пасть, ловко отрезал кусок громадного языка. Видимо, зверь умер в последний день пурги, и туша еще не успела застыть.
Громкий хриплый рев, зовущий к нападению, заставил юношей в ужасе оглянуться. Живой Длиннозубый зверь мчался прямо на них, взрывая передними ногами тучи снега и высоко подняв хобот.
Не выпуская добычу, они бросились прочь. А когда отбежали далеко и увидели, что зверь больше за ними не гонится, сели в снег и стали жадно есть.