Бросая вызов

Однако в послесловии к книге, которая вышла через десять лет после кончины Розалинд (она умерла тридцати семи лет), Уотсон пересмотрел оценку ее работы и написал о ее «личной честности и щедрости», о «борьбе, которую должна выдержать интеллигентная женщина, чтобы быть принятой научным миром».

Признание это, как выясняется теперь, неполное. А. Сэйр в книге «Розалинд Франклин и ДНК» утверждает, что в бумагах, оставленных ею, описаны аспекты знаменитой структуры ДНК за несколько лет до того, как подобные аспекты были у будущих лауреатов Нобелевской премии Уотсона, Крика и Уилкинса. Существенно, что будущие лауреаты имели полный доступ к работам Розалинд и использовали их не иначе, как убеждая себя в том, что ей все равно не понять достаточно смысла полученных результатов. Однако она ясно понимала, записи покойной свидетельствуют о том неопровержимо. Показательно, что Розалинд, щедрость которой запоздало признает Уотсон, практически не удостаивалась возможности знакомиться с идеями своих коллег. Показательно и то, что после того как Сэйр документально подтвердила важность работ Р. Франклин в исследовании ДНК, эти работы и имя их автора остаются неизвестными.

Спросим же себя, что так раздражало в ней почтенных коллег-мужчин?

Розалинд сделала выбор, часто делаемый выдающимися женщинами, — она не вступила в брак и не имела ребенка. Ей свойственны были черты многих истинных исследователей — упорство, критический ум, независимость взглядов — черты, находящие понимание и оправдание, когда ими наделен ученый-мужчина. А женщина в этом облике, в этой роли так уж нехороша, что ее не следует к тому поощрять признанием заслуг, пусть даже и великих.

Вспомним постыдные попытки принизить славу Марии Кюри! После того как она и Пьер получили Нобелевскую премию, Французский почетный легион удостоил своей наградой одного лишь Пьера. Тот отказался от такой чести, граничащей с бесчестием. Вскоре был прием во Французскую академию наук. Кандидатура Марии Кюри была предложена, но отвергнута. Мария Кюри, писал по этому поводу один ученый, своими достижениями могла заслужить рукоплескания всего мира, но она не могла получить признания одного института, стоящего выше всех, который специально основан, чтобы опекать развитие науки и литературы.

На фотографии, получившей особое распространение, показан Пьер, принимающий Нобелевскую премию, а на заднем плане, в известном смысле второстепенно, — наблюдающая за этой сценой Мария. Однако не все знают, что она получила и вторую, уже без Пьера, Нобелевскую премию и была вообще первой в мире, кто имел две Нобелевские премии.

Стоило бы в этом ряду упомянуть и историю Марии Гепперт-Майер, вряд ли известной даже тем, кто знает работы Ферми, Бора, хотя она получила в 1963 году Нобелевскую премию по теоретической физике. Эта безвестность есть не что иное, как завершение тернистого пути Марии сначала в Германии, потом в США, пути унижений, замалчивания ее таланта и маскирования ее выдающихся научных результатов.

Если все это будет кому-то угодно выставлять как издержки мужского самоутверждения, тогда не останется ничего кроме как признать, что основа духовной сущности сильного пола наделена весьма дурной слабостью».

«…A propos, — как говорят галантные французы, — кто больше всех носится с прогрессивностью да интенсивностью мужского начала? Воистину тот, кто обеспокоен своею собственною мужественностью…»

* * *

Тут мы фиксируем прямые выпады как сигнал об окончании, обычном для разговора на затронутую тему.

17

Мы месим раскисший снег по дорожкам Звенигородского пансионата Академии наук. Март. В небе чехарда, то солнце, то метель. Геодакян тоже в переменах настроения. На пленуме генетиков он ответственный распорядитель. Суета, улаживания. Многие делегаты друг с другом несовместимы, у тех еще не закрыты старые счеты, у этих открыты новые, в общем, размещая эту братию по номерам, рассаживая по столикам в столовой, бди.

— Мои работы, — хороший тест, — говорит он мне. — Провел на них психологическое изыскание. Вот смотрите, график. Откладываем по абсциссе возраст ученого, там же, вверх, по возрастающей степень конкретности его науки. Двадцать лет, тридцать, сорок и так далее, соответственно — математика, механика, физика, конкретность возрастает — химия, биология… Ясно? По ординате отложим в условных единицах степень восприятия нового, расположенность к нему, готовность — так? Я назвал это графиком доверия. Для краткости. Мой график показывает, что возраст ученого и конкретность мышления находятся в обратной зависимости от доверия новому. Проверял по восприятию моих идей — все четко. Математики, физики гораздо лучше понимают меня и принимают, чем биологи. Эти, особенно патриаршего возраста, ни «да» ни «нет»…

В недавно вышедшей книге в ряду с академиком И. И. Шмальгаузеном и крупными зарубежными учеными В. А. Геодакян назван как автор, без основополагающих работ которого «создание системной концепции сексопатологии было бы невозможно».