Брусилов

Да, неудачная эта война до основания потрясла одряхлевшую монархию. Пагубное направление петербургской политики было очевидно еще задолго до нападения японцев на Порт-Артур, и не один Брусилов видел это. Шайка темных, хотя и весьма высокопоставленных личностей в своих узкокорыстных интересах начала бессмысленную авантюру в Маньчжурии и в Корее, провоцируя войну с японскими самураями. А когда эта война была Японией развязана, царская Россия оказалась в полной дипломатической изоляции, в то время как японцы получали помощь от Англии, Америки и других империалистических держав. Не место здесь подробно говорить о ходе несчастной и неудачной этой войны, приводим лишь итоговое суждение В. И. Ленина, его суровую, но справедливую оценку тогдашней российской армии: «Генералы и полководцы оказались бездарностями… Офицерство оказалось необразованным, неразвитым, неподготовленным, лишенным тесной связи с солдатами и не пользующимся их доверием»[4].

О начавшейся в девятьсот пятом году первой русской революции Брусилов в своих воспоминаниях почти ничего не сказал, ничего нет об этом и в дошедших до нас его статьях и письмах. Можно сделать лишь более или менее вероятные предположения. Вне сомнений, что события 9 января не могли не потрясти его (он был тогда в Петербурге, это известно точно). Боже, войска стреляют в толпы безоружного народа, и какие войска — русская гвардия, полки, основанные еще Петром Великим! Какое дьявольское наваждение поразило правителей России?!

Потом начались восстания на флоте, в войсках. Это тоже казалось немыслимым, невероятным. Ясно, что потомственный и кадровый военный Брусилов этим восстаниям никак не сочувствовал, скорее напротив, но почему они происходят — вот вопрос, который мучил все патриотическое офицерство.

Ответа Брусилов тогда не находил, свой долг служебный он видел в том, чтобы наилучшим образом вести дела во вверенной ему части. И дела там действительно шли неплохо. «Лошадиная академия» сделалась признанным центром подготовки командного состава русской кавалерии. И не только практическим, но со временем и теоретическим: Брусилов добился издания «Вестника русской кавалерии» — солидного периодического сборника, где, кстати, нередко выступал со статьями и он сам.

В апреле 1906 года генерал Брусилов покинул Офицерскую кавалерийскую школу, где он прослужил почти четверть века, начав простым слушателем, а закончив начальником ее. Школа стала поистине его детищем. Она сыграла заметную роль в подготовке кадров для русской кавалерии. И не только для армии старой, но и для будущей, новой Красной Армии, в которой поседевшему кавалеристу тоже пришлось немало послужить. В полках легендарного Буденного, в лихих конниках гражданской и Отечественной войн жила, сохранялась и приумножалась добрая слава брусиловской школы.

«Лошадиная академия» — дразнились злоязыкие сплетники. Да, именно академия и именно лошадиная. Пока существовала боевая конница, без таких вот академий не обойтись. Не обойтись без тяжелой, упорной и целенаправленной работы, а кому неугодно — что ж, тому следует оставить боевое седло. И как раз в год, когда генерал Брусилов закончил в офицерской школе свою службу, в печати появилось его сочинение, где были с исчерпывающей ясностью выражены мысли автора на этот счет: «Кавалерист не борейтор, не узкий манежный специалист, а конный воин, составляющий единое целое с лошадью… Конный воин должен учиться работать при всяких условиях, то есть по всякому грунту, в гололедицу, в глубоком снегу, в мороз, в оттепель, днем, ночью и т. д.».

Таковы были непреклонные требования брусиловской «лошадиной академии».

ТРУДЫ В СУМЕРКАХ

19 апреля 1906 года генерал-майор Брусилов стал начальником 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Стать офицером гвардии, а тем более начальником гвардейской дивизии издавна считалось в России большой честью. И считалось заслуженно.

Русская гвардия была создана Петром Великим еще в 1687 году. Боевое крещение получила в походах под Азов и в тяжком испытании под Нарвой. С тех пор в течение двух столетий гвардия участвовала во всех без исключения войнах, которые вела Россия. Под Полтавой и у стен Измаила, на Бородинском поле и на бастионах Севастополя гвардейские знамена развевались в первых шеренгах наших войск. Их видели в Берлине и Париже, на горных кручах Италии и Болгарии, под стенами Стокгольма и Константинополя. И никогда не становились знамена русской гвардии добычей врага, даже тогда, когда наша армия терпела неудачи, — слово «сдаюсь» не значилось в гвардейском лексиконе. Великая честь служить в таком войске.