Будь моей

Алин, в свою очередь, тоже была в смятенных чувствах, на две трети состоящих их чистой паники, но у нее это началось еще прошлой ночью, когда она услышала, что они приближаются к Кардинии. Во время поединка Александра боялась за Василия, и сейчас это приводило ее в бурную ярость. Положение ухудшалось еще и тем, что теперь она чувствовала себя обязанной этому человеку. Чувство благодарности к графу как-то не вязалось с ее отношением к нему. А то, что она все-таки собиралась высказать свою благодарность, разъярило Александру еще больше. Но хуже всего было то, что она чувствовала его боль и испытывала какую-то нелепую потребность облегчить его страдания, но не знала как и даже не осмеливалась попытаться это сделать.

Все эти противоположные Эмоции сводили ее с ума, и девушка была абсолютно не в силах справиться с ними.

Конечно, в другой ситуации она заметила бы, что и он не в себе и что вовсе не боль вызывает его раздражение, а сама Александра. Ей и в самом деле надо было последовать его совету и замолчать. Воистину упрямство иногда чревато ошибками.

– Я должна поблагодарить…

Помимо убийства, Василий знал еще один верный способ избежать ее непрошеной благодарности, и не замедлил им воспользоваться.

– Прежде чем ты пожалеешь о своих словах, Алин, тебе следует узнать, что я не верну тебе лошадей. Если произойдет худшее и дело кончится нашей свадьбой, я собираюсь не упустить своей выгоды и продам их.

Реакция не обманула его ожиданий. С минуту Василий опасался, что Александра обрушит на него удар своего кнута, и с таким мастерством, с которым он не хотел познакомиться.

Граф никогда не видел ее в такой ярости. Но, взяв себя в руки, Алин ответила с ужасающим спокойствием, хотя каждое слово давалось ей с трудом и она говорила сквозь зубы:

– Ты не продашь моих лошадей.

– Вряд ли у тебя будет возможность поспорить на эту тему, – возразил граф.

Плотина сдержанности прорвалась, и голос ее поднялся до крика так, что содрогнулись стропила:

– Сначала я увижу тебя в аду! Он проревел в ответ:

– Ты увидишь меня там, если не покончишь с этой проклятой помолвкой!

– Я уже говорила тебе, что не могу. Я дала обещание!

– Господи! Женщины каждый день нарушают обещания. Чем же так отличаешься от них ты?

– Честью, – уксусным тоном ответила она, – но я не удивлюсь, если окажется, что ты не имеешь о ней ни малейшего представления.

С этими словами Александра вышла из комнаты, и Лазарю пришлось оттащить Василия от двери, когда тот бросился за ней.

– Ради Бога, оставь ее, пока она не исполосовала тебя еще хуже.

Василий обернулся к нему:

– Ты слышал, что она сказала?

– Да, и ты сам на это напросился, – решительно возразил Лазарь. – Какой черт дернул тебя сказать, что ты продашь ее лошадей?

– Это было необходимо. Или ты не понял? Она собиралась излить на меня потоки своей благодарности.

– Боже милостивый! Ну и что?

– Благодарность и ненависть не могут идти рядом, – сказал граф и тяжело вздохнул. Почувствовав внезапное изнеможение, он опустился на стул, принесенный Александрой. – Знаешь, Лазарь, у меня такое чувство, черт бы его побрал, что я угодил в ловушку, из которой мне не выбраться.

Перемена темы и внезапная усталость Василия настроили Лазаря на мирный лад:

– Возможно, это оттого, что ты теперь целиком зависишь от матери и не уверен в том, что она примет Александру так, как ты надеялся.

– Нет, она будет в ужасе от Алин, я ничуть не сомневаюсь, но дело не в этом. Мое чутье говорит мне, что я никогда не избавлюсь от этой девицы.

Глава 24

В окутанной туманом долине столица королевства казалась яркой жемчужиной в тусклой оправе. Александра увидела город издалека, и мрачная погода прекрасно подходила к ее настроению. Даже когда они достигли первых вымощенных булыжником улиц и туман рассеялся и выглянуло солнце, настроение не улучшилось.

Это был большой город, давно вышедший за пределы своих первоначальных границ, – крепостных стен, которые теперь крошились от старости и, скорее, наводили на мысль о запустении, чем об обновлении. «Прочь старое, да здравствует новое! Но неудачная помолвка не входит в эту последнюю категорию», – размышляла девушка.

Перед тем как покинуть предгорья Карпат, путешественники провели ночь в личном охотничьем домике короля Штефана. Слово «личный» как нельзя лучше отвечало назначению этого жилища, ибо так уж повелось, что король посещал его в тех случаях, когда хотел побыть в одиночестве, и единственная спальня в домике ясно говорила о том, что обычно Штефан не приглашал с собою друзей или семью. Конечно, у короля имелись и другие охотничьи домики, куда просторнее, но этот был ближе всего к горам. В конюшне не хватило места для всех лошадей, но снег еще не Добрался до подножий холмов, и погода здесь была не намного хуже той, к которой они привыкли на русских равнинах. Зато домик оказался достаточно просторен, чтобы разместить всех людей.

Александра все еще кипела от злости, вспоминая угрозу Василия продать ее лошадей, и даже не стала спрашивать разрешения занять единственную спальню, а поставила графа перед фактом.