Будь моей сестрой

Он встал, накинул штаны и рубашку, стараясь не думать ни о чем, чтобы не спугнуть это состояние бездумной, пустой полуночной решимости, взял свечу и спички, свою серебряную монету, тихо вышел из комнаты, чуть-чуть приоткрыв дверь и протиснувшись в щель, вышел в сени и поднялся на чердак. Свеча коптила, пламя танцевало, в голове было пусто. Славка понимал, что, если он задумается хоть на секунду над тем, что делает, то бросит свечу и с воплем убежит под одеяло.

Он поднялся на чердак и закрыл за собой лаз. Тут не было петель – сколоченная из досок заслонка держалась на двух сыромятных ремнях, прибитых к настилу, так что это вышло бесшумно.

Славка сунул руку в карман, сжал монету в кулаке. Руки были мокрыми. Он огляделся, покрутил головой, погонял свечами тени по углам. И подавился криком, когда одна из теней, из дальнего угла, метнулась скользящим движением из одного угла чердака в другой.

Славка судорожно вдохнул, сжав зубы, и как мог сильно размахнулся и швырнул монетой в эту тень.

Пламя свечи покачнулось, но не погасло, черная, теперь уже видимо объемная фигура замерла, и Славка шагнул к ней, выставив вперед свечу.

Он загнал существо в угол. Теперь зверь уже никуда не бежал, не тек, не скользил – он прижался спиной к обитым рубероидом доскам, черный и смолянистый на черном и смолянистом фоне, поднялся столбом и смотрел прямо на него.

Славка забыл дышать.

Зверь был похож скорее всего на зайца, как мог бы нарисовать зайца художник, который никогда не видел никаких зверей, кроме собак. Глаза, желтые, казались почему-то мягкими, как перезрелые абрикосы, сетка жил красновато темнела в мякоти яблок, углы глаз подтекали. Под шеей, как настоящий мешок, свешивался огромный зоб. По темной липкой шкуре стекали белые капли.

Несколько ударов сердца Славка смотрел на него. Огонек свечи поклонился влево, потом вправо, и на секунду показалось, что тело зверя не настоящее, что оно сделано из каких-то палочек, косточек, обмотанных проволокой, окрученных старым войлоком, дырявой и мерзкой сухой кошачьей шкурой, в паутине, в пятнах молока, зацветших плесенью. Что это груда мусора, подсвеченная свечой.

И от этого стало так жутко, что Славка отвел глаза.

Коловерша метнулся в сторону, отвратительный зоб качнулся, молоко плеснуло на солому и горбыли перекрытия; зверь перескочил через светлый кругляш монеты и исчез.

Славка шарахнулся и уронил свечу. Сразу подхватил – она почти погасла и теперь разгоралась неохотно – и увидел, что затлела солома. Он прихлопнул ее тапкой, не думая, и маленькая алая чешуйка, поднявшись в пыльном чердачном воздухе, блеснула золотом и приземлилась на лужицу пролитого молока.

И та вспыхнула призрачным синеватым пламенем, которое тут же погасло.

Огонек свечи сжался, сделался синим, прилип к алому фитилю. Славка затаил дыхание. Он понял, что за спиной кто-то есть. Не коловерша.

Хозяйка.

Сердце пропустило удар, потом другой. Он вдруг внезапно понял ту самую простую вещь, которую никак не мог сообразить.

Он зря решил, что коловерша приходит красть масло и молоко.

А не наоборот.

Коловерша приносит его, вот в чем дело.

Славку затошнило, крупный озноб пошел по телу, схватил за руки паралич.

Если ведьмы не подменяют детей… Почему он вообще подумал, что его похитила именно ведьма? Даже не так – что ведьма его именно похитила…

А не наоборот.

Не вытащила из леса домой.

Он обернулся со свечой.

Увидел высоко вверху, под сводом чердака, только белизну глаз и желтоватый блик на подбородке, похожий на улыбку пугала. И зеленые отблески на резных пуговицах.

Он гадал, забьется ли его сердце вновь. Бабушка, не сводя с него глаз, протянула руку и пальцами погасила фитиль.

Настала темнота.

Герман Шендеров

Симфония Шоа

«…максимум благодарностей моим бустерам и донатерам, а также вам, мои дорогие подписчики, без вас у меня, конечно, ничего бы не получилось. С вами был Максималекс, подписывайтесь, ставьте лайкосики, жмите на колокольчик, чтобы не пропустить новые стримы! Увидимся на следующей неделе, всем максимум всего!» – Видео кончилось бодрым запилом на электрогитаре.

Алексу никогда не нравился собственный голос в записи, но он уже давно смирился с тем, что через микрофон звучит как писклявый подросток. В конце концов, такие вещи уже не кажутся критичными, когда ты заработал свою первую сотню тысяч подписчиков; даже наоборот – приобретают свой шарм. Он довольно откинулся на кресле, сбросил дугу наушников с соломенного цвета шевелюры. Только после этого он услышал трель дверного звонка.

На пороге стоял сосед – дряхлый носатый еврей из квартиры напротив. Когда его сиделка брала выходной, тот иногда обращался к Алексу с просьбой – сходить за продуктами или поставить укол. Алекс учился на фельдшера и никогда не отказывал старику в услуге.

– Герр Шимель, добрый вечер. Чем обязан? Я опять слишком шумел?

Сосед потряс лысой, покрытой старческими пятнами головой и заскрежетал: