Будь моим этой ночью

Спящая Мари выглядела как ангел, белокурые волосы разметались по подушке, словно шелковое покрывало. Кожа напоминала спелый персик, а губы были полными и чувственными. Теперь Шапель находил ее даже прекраснее, чем ранее. Судя по смятому носовому платку, который она до сих пор сжимала в пальцах, до Мари уже дошли слухи о его смерти.

Шапель улыбнулся, представив, как будет счастлива невеста увидеть его снова и захочет остаться с ним навсегда.

Поддавшись охватившему его голоду, Шапель наклонился к изящной округлости ее груди, под поверхностью которой так заманчиво проступала тончайшая голубая жилка. Он не ел со вчерашнего вечера, потребность в крови сводила с ума, и запах Мари казался столь же чудесным, как и ее облик.

Клыки легко выскользнули из десен, наполняя сознанием собственной силы. Он был невидим, бессмертен и безмерно могуществен. На всем свете для него не было ничего невозможного и недоступного.

Но едва клыки вонзились в плоть, Мари с криком проснулась. Она была горячей и сладкой на вкус, даже несмотря на охвативший ее испуг. И именно этот испуг отрезвил Шапеля. Страх никогда не возбуждал его, как Сейнта или Бишопа. Шапель поднял голову, чтобы Мари могла рассмотреть его лицо и убедиться, что это действительно он. Затем он одарил ее любящей улыбкой, не обращая внимания на кровь у себя на губах. Чем скорее она поймет, что перед нею ее Северьен, тем скорее он сможет оказаться с ней в постели и предъявить права на ее тело. И превратить в подобную себе. Инстинкт подсказывал, как это сделать, точно так же тело знало с первого же раза, как заниматься любовью.

Голубые глаза, уставившиеся на него, округлились от ужаса, красивый рот исказился в душераздирающем крике. Шапель прикрыл ей рот ладонью, его пальцы казались смуглыми на фоне ее бледных щек.

— Тише, милая. Это я.

Он чувствовал ее сдавленные всхлипывания. Она понимала, кто перед нею, и тем не менее испытывала панический страх.

Шапель попытался было ее успокоить, однако запах ее крови и биение сердца отвлекали его и искушали. Голод притуплял все его чувства. Поэтому он снова вонзил клыки в ее грудь и пил до тех пор, пока не насытился.

Когда он снова поднял голову, в глазах девушки отражалось безумие. Воздух был насыщен отвратительным запахом страха, пота и мочи.

Шапель с отвращением и ужасом отступил на шаг. Что же он наделал?

Мари дернулась в судороге, словно маленький зверек, попавшийся на пути хищнику. Она бросила взгляд на свою обнаженную грудь и подтянула ночную рубашку, чтобы прикрыть наготу. Движения ее казались неестественно медленными.

— Любимая…

При звуке его голоса Мари подняла на него взгляд — бледная тень девушки, которую он когда-то любил.

— Северьен?

Он кивнул, вздох облегчения сорвался с его губ. Нет, Мари не сошла с ума. Она узнала его, все будет хорошо.

— Да.

— Но мне сказали, что ты умер. — Боль в ее тихом голосе пронзила его как лезвие меча.

— Я вернулся за тобой.

Она посмотрела на свою грудь. Сквозь девственно-чистое полотно просачивалась кровь. И закричала так громко и протяжно, что у Шапеля зазвенело в ушах. Он зажал их ладонями, пытаясь отгородиться от этого кошмара.

Мари соскочила с постели. Шапель перегородил ей путь к двери в надежде остановить, но она вдруг развернулась и бросилась к балкону.

На этот раз Шапель оказался недостаточно быстрым — то ли из-за пережитого потрясения, то ли потому, что не поверил, что Мари способна причинить себе вред. Он был убежден, что она обрадуется его появлению и даже захочет стать подобной ему. Он опоздал лишь на мгновение — девушка перегнулась через перила и бросилась вниз.

Шапель прыгнул следом за ней как раз в тот момент, когда дверь спальни за его спиной распахнулась, и приземлился рядом с телом своей невесты.

Ночная рубашка Мари задралась вокруг молочно-белых бедер, глаза были огромными и безжизненными, шея неестественно искривлена, а из отметины на груди по ключице стекала тоненькая струйка крови.

Мертва. Женщина, которую он так любил, была мертва. Он убил ее.

Вина, ярость и боль разом овладели Шапелем, и он взвыл словно зверь. Вверху, на балконе, отец Мари истово перекрестился, глядя на тело дочери и Шапеля, опустившегося на колени рядом с ней.

Не в силах справиться с нахлынувшей пустотой, Шапель смотрел в остекленевшие голубые глаза до тех пор, пока не почувствовал, как в спину ему вонзился клинок. Стальной кончик, выступавший из груди. Острая боль, пронзившая его, когда лезвие вынули, сменилась приступом ярости. Он медленно поднялся и обернулся, чтобы взглянуть в лицо нападавшему. Отец Мари смотрел на него с тем же выражением ужаса, что и сама Мари несколькими минутами назад.

— Бог мой!

— Не тратьте слов понапрасну. — Шапель оттолкнул его в сторону. — Он вам не поможет. Никому из нас не поможет.