Будь проклята страсть

Огни концертного зала вызвали в глазах у Ги боль, заставили отвернуться. В последнее время глаза его беспокоили почти беспрерывно. Возобновление головных болей после возвращения из Алжира в начале года повергло его в отчаяние, да ещё начались нелады с пищеварением. Антипирин, рекомендованный новым врачом, помог, и Ги вышел из депрессии, но ему не давала покоя мысль, что надо работать. Кроме романа «Сильна как смерть» он за последние полтора года написал всего с полдюжины рассказов и почти забросил работу в газетах.

Артур Мейер, ставший теперь на позиции ройялистских салонов, подходил к нему, потирая руки.

   — Так-так. Когда я получу новую хронику? Напишите мне о выставке, хорошо? Париж, столица Науки Искусства и Прогресса, приветствует мир на крупнейшей Всемирной выставке.

   — Спасибо, Артур, за это я не возьмусь.

   — Может, тогда сказку? Юная девушка — Эйфелева башня — томится по любви, может, собирается покончить с собой, а?

   — О Господи! Хватит с меня того, что приходится писать для путеводителя по выставке. — Ги взял Мейера за руку. — У Оллендорфа есть идея. Он говорит, что вам нужно разбрасывать номер «Голуа» с крыши павильона.

   — Что? — Тщательно выбритое лицо Мейера оживилось, он подался вперёд. — Да... да, это блестящая мысль! Превосходная! Я непременно... — Лицо его медленно вытянулось, он посерьёзнел. — Нет. «Голуа» нельзя. «Жиль Блаз», может быть, но не «Голуа». Это уронит достоинство газеты.

Коляска ехала между людными тротуарами в направлении к Опере. Ну что ж, он скоро примется за работу. Сейчас ему лучше. За будущее можно быть спокойным. Он любит красавицу; ему предстоит приятный вечер с самыми культурными людьми самого цивилизованного города на свете. Ги снова глянул на огненно-красный фрак. В конце концов, почему бы нет? Казн д’Анвер — человек приятный, и эта идея достаточно экстравагантна, чтобы сулить какое-то развлечение.

Снаружи послышались крики:

   — Буланже, Буланже!

Ги выглянул. Вдоль бульвара стояла возбуждённая толпа, люди размахивали трёхцветными флажками и потрясали кулаками.

   — Долой правительство!

   — Буланже!

Два месяца назад правительство распорядилось арестовать Буланже за подготовку государственного переворота, и генералу пришлось бежать в Брюссель; его приверженцы пытались вновь разжечь жар народной любви к нему. Ги улыбнулся; Мейер был пылким сторонником Буланже; потом, когда бравый генерал завершил годы вызывавших недоумение колебаний бегством к любовнице, у Мейера вырвался стон: «Бог мой, я считал его Цезарем, а он оказался Ромео!»

Коляска свернула на улицу Шоша, и Ги вылез из неё возле большого дома, где жили д’Анверы. Просторная гостиная была залита светом и заполнена светскими, уже привычными ему людьми, все оживлённо разговаривали.

   — Месье Ги де Мопассан! — громко объявил лакей.

Взгляд Ги, ищущего Лулию и Альбера Каэнов, прошёлся по остальным гостям. В красном не явился никто. Все были одеты, как обычно. Женщины — в тёмные платья, мужчины — в чёрные фраки.

   — А, вот и вы! — услышал Ги голос Лулии. Покинув собеседников, она пошла ему навстречу; в ту же минуту гул голосов прекратился, все гости таращились на него и быстро переглядывались.

   — Здравствуйте, мой дорогой!

Лулия протянула руку, Ги вовремя опомнился и коснулся её губами. Она отступила, демонстративно разглядывая его красное одеяние с изумлённой улыбкой.

   — Это что? Новый стиль «а-ля Мопассан»? До чего дико! — Она засмеялась и обернулась. — Альбер, иди посмотри. Или нет, лучше не ходи!

Ги почувствовал, как у него багровеет шея, он ощущал себя посмешищем. Все пялились на него, подталкивали друг друга локтями, насмешливо улыбались, саркастически кривили губы, обменивались замечаниями. Приутихший разговор возобновился, но всё же был достаточно тихим, и нетрудно было догадаться, о чём он шёл. Где-то в глубине захохотала женщина.

   — Чёрт возьми! — произнёс Альбер Казн, покачивая головой.

   — Вот уж поистине! — поддержал его кто-то, и все, не таясь, захихикали.

Ги тщетно подыскивал какую-нибудь остроту, шутку, чтобы выпутаться из этого положения.

   — Я думал, все приедут в красном.

Альбер Казн, запрокинув голову, громко засмеялся, и Ги понял, как нелепо прозвучали его слова. Казн определённо не поверил ему, счёл, как и остальные, что он нарядился так, дабы привлечь к себе внимание, из тщеславия, нелепого стремления к оригинальности. Если сказать, что услышал это от Мари, он только выставит себя ещё большим дураком. Кстати, где она?

   — Жюль, — позвал Альбер Казн метрдотеля. — Шампанского месье Мопассану.

Оставалось только поддержать шутку, отделаться смехом.

   — Розового, — сказал Ги.