Будь проклята страсть

В воскресенье утром друзья поднялись чуть свет и прошли на вёслах девяносто километров. На обратном пути остановились в Шату и зашли выпить пива.

   — Сколько мы сегодня прошли — все знают, а? — усталым голосом спросил Томагавк. — Синячок подсчитал. Около девяносто трёх.

Позади них мужчина в гребном трико фыркнул:

   — Чего — метров?

   — Километров.

Тот фыркнул снова и отвернулся. Ги спросил:

   — Гребём наперегонки до моста и обратно?

   — Идёт.

Мужчина побежал к своей привязанной рядом лодке. Ги не спеша допил пиво и рысцой затрусил к берегу. Соперник его уже плыл к мосту. Друзья смотрели, как Ги отвязал одну из ближайших лодок, взял вёсла и принялся грести. Он сократил разрыв, почти настиг соперника, затем последним рывком обогнал, выскочил на берег и протянул тому руку, чтобы помочь выйти.

   — Ну что, обратно — вплавь?

Тот, тяжело дыша широко раскрытым ртом, покачал головой. Когда Ги нырнул и поплыл, Томагавк сказал:

   — Чёрт возьми, только посмотрите — не знаю, как ему это удаётся.

Все дружно согласились.

   — У меня сейчас не хватило бы сил.

   — У меня тоже.

Подобных дней ещё не бывало. «Лепесток розы» и его команду знали все смотрители шлюзов, все владельцы кабачков от Жанневильера, Нантера, Буживаля, Сартрувиля до Медана и Триеля. Не обходилось и без девиц, неизменно готовых заняться любовью. С ними бывала то Мушка, спавшая со всеми по очереди, то Мими, маленькая, стройная, утверждавшая, что ей двадцать лет, хотя не могло быть больше семнадцати. Плавала и ныряла она не хуже любого мужчины, знала всех лодочников. Ги сперва был удивлён, потом восхищен её опытностью в любви. Она была извращённой, знала много способов. Остальные шумно предупреждали: «Смотри, Прюнье, тобой заинтересуется полиция!»

Иногда в поезде из Парижа Ги знакомился с какой-нибудь вдовушкой нестрогого поведения или с парочкой фабричных девиц. Он и его друзья знали и брали к себе в лодку всех, стремящихся по выходным получить бесплатные обед и увеселительную прогулку, а также профессионалок из борделей. Иногда Ги привозил из города Марселлу или другую проститутку, та садилась на корму лодки, набрасывала на плечи боа из перьев, обнажала ноги и сардонически улыбалась гребцам, скрипящим зубами от вожделения.

Два-три раза в неделю Ги ночевал в «Морячке»; этот кабак они окрестили «колонией Аспергополис»[69]. После бурно проведённых там вечеров Ги поднимался в пять утра, фехтовал с Було, жившим там художником; потом спускал на воду лодку и при любых обстоятельствах успевал на последний поезд до Парижа. Дважды, выходя пораньше, добирался до города пешком. Когда возвращался поездом с проститутками, они вели «профессиональные» разговоры, наслаждаясь молчанием сидевших вокруг буржуа, и хохотали до слёз, сойдя на перрон вокзала Сен-Лазар.

Ги грёб лучше, чем любой из его друзей. Ел за троих; руки и лицо его обветрились и загорели. Он заводил дружбу с бродягами, барочниками, прачками, хозяйками борделей, мясниками, зеленщицами, солдатами, даже с приехавшими на отдых и держащимися особняком буржуазными семейками. Матушка Прюб, сгорбленная мойщица полов, большая его приятельница, приносила ему по утрам «железистой воды»; ногой распахивала дверь и входила с большим кувшином, на дне которого позвякивали ржавые гвозди.

   — Пей, малыш. Для здоровья, — говорила она с радостным, похожим на кудахтанье смехом.

Четырнадцатого июля хозяйка местного борделя мадам Сидони облачилась в красно-сине-белое кимоно и отдалась Ги «по случаю национального праздника».

На Сене не было ни единого заливчика, которого Ги не смог бы узнать хоть днём, хоть ночью. Потом в их команде неожиданно произошёл раскол. Томагавк, Одноглазый и Ток хотели спуститься по течению и устроить штаб-квартиру в ресторане Фурнеза, рядом с «Лягушатней». Ги и Синячок были против.

   — Сами же знаете, это рай для воскресных путешественников, — сказал Ги. — Не проплывёшь и десяти метров, чтобы в тебя кто-нибудь не врезался.

   — Может быть. Но здесь становится всё больше лесбиянок, — возразил Одноглазый.

   — Ха! Тебя что, жена Сембозеля не подпускает к себе?

В воскресенье они отполировали «Лепесток розы», покрыли лаком и с горькими сожалениями продали. Потом устроили в «Морячке» пышный прощальный вечер с уверениями друг друга в преданности, клятвами вскоре объединиться снова, а под конец пролили в пиво немало слёз. Неделю спустя Ги с Синячком сложили деньги, полученные каждым за «Лепесток розы», взяли ещё в долг, купили подержанный ялик и устроили штаб-квартиру в Безоне, в «Отеле дю Пон», принадлежащем папаше Пулену. Каждый вечер, сидя бок о бок, они ходили на вёслах по красивой серозеленой реке. По утрам гуляли по росистым полянам и бегом возвращались по тропинке к горячему кофе с рогаликами.