Будь счастлив, Абди!

Ну, а работа! Работают эти ребята поразительно. От восхода до заката солнца — как заведенные. То и дело слышны удивленные возгласы маленького щуплого непоседы Каби: «О-о! Собака! Посмотрите!», «Глядите, какая собачья жила!» Ум его подвижный, острый. Он все время что-то домысливает, выискивает.

Бесстрашно карабкается на немыслимые кручи мрачноватый неповоротливый Бертран. Раза три в день останавливается, вытаскивает из рюкзака трубку и кисет с табаком. Молча глядит на голубеющие горы и выпускает из себя голубой дым. В такие минуты его лучше не трогать: Жан-Мишель-Луи мыслит. Он приносит из маршрутов рюкзак образцов, который не поднять двоим, и голову, полную новых идей. С каждым маршрутом, с каждым отбитым образцом проясняются геологические прояснения в его большой бритой грязной бородатой и очкастой голове. А вечером он садится у костра и снова дымит своей трубкой. Сейчас его тоже лучше не трогать: он далеко отсюда. Бертран сейчас в пригороде Парижа, где у него жена с восьмимесячным сыном.

Вчера мы возвращались из маршрута вместе. Зная его мрачноватость, я не рассчитывал на оживленную беседу. Тем более на откровенность. Прошли молча километра три. Вдруг Бертран, не поворачивая головы, буркнул: «А у меня дома сын. Восемь месяцев. Не видел его половину его жизни. Тяжело». И продолжал так же, как и прежде, идти тяжеловатой походкой с опущенной головой. Допекло человека! Не машина ведь!

Лихорадочно картирует свой район Витель. Скрупулезно наносит на карту малейшие изгибы пластов, детально измеряет оси всех складок. Его излюбленные слова — это слова Вегмана: «Когда другие обсуждают, я измеряю». И он измеряет, измеряет. Идей у него много, но из них нужно выбрать единственно верные. А для этого нужны факты. И Витель снова и снова измеряет. Он может отстать от всех, свернуть в сторону, пробежать бегом пару километров, чтобы замерить какой-нибудь очередной шарнир. И снова замерять шарниры по маршруту. А вечером, когда все оживленно говорят о чем-нибудь у костра (а французы в большинстве своем говорят только оживленно), Витель сидя засыпает, уютно завернувшись в свой видавший виды бурнус. Тоже ведь не машина — человек.

Карта, которую составляет группа Фабриеса, яркая многоцветная геологическая карта части Хоггара, почти закончена. Осталось уточнить некоторые спорные моменты. Карта, надо сказать, получается отличная. А на старой карте BRGM Бертран, Витель и Каби нашли много ошибок и просто недобросовестных оплошностей.

В общем, работа подвигается к концу.

27. I

Между горой Джинов и песчаным уэдом на пологом горном склоне стоят четыре стены, сложенные из угловатых больших камней. Между стен — яма. Ветер обточил уже камни. Многие из них стали округлыми. Эти стены, укрывающие яму от ветра, — дом доисторического человека. В яме туареги выкопали скелет. Потом приехали ученые, забрали скелет и сказали, что он очень древний.

Много-много тысячелетий назад в голой стране, которая, наверное, не была тогда голой, жили далекие-далекие предки туарегов. Море тогда еще только отступило с территории нынешней Сахары, и ветры, очевидно, еще не успели превратить ее в пустыню. Только что отгремели взрывы четвертичных вулканов, оставивших много крепкого черного камня, из которого можно было строить жилища. Кто знает, разрушило ли время крышу, превратив ее в прах, или просто ум наших предков не поднялся до таких сложностей, как перекрытия, — во всяком случае создается такое впечатление, что дом тех, от кого произошли современные туареги, не отличался изысканным комфортом: это яма, обнесенная неровными каменными стенами. В яме и сейчас еще часто находят самые примитивные орудия: заостренные камни, наконечники стрел, топоры. Куда делись эти люди — неизвестно. Являются ли они прямыми предками берберов вообще и туарегов в частности — тоже неизвестно.

И вот мы снова в Идельэсе…

Лет около ста тридцати — ста сорока назад жившие всегда замкнуто кочевники-туареги (вернее одно из небольших туарегских племен) осели в долине, где было несколько постоянно источающих воду родников. Туареги построили свои глинобитные домики-коробочки без окон и стали обживать полюбившееся им место. Постепенно они утрачивали свою воинственность. Кто-то бросил на плодородную землю косточки от съеденных фиников. Спустя десятилетия у источников зеленели финиковые пальмы. Потом стали сеять пшеницу, кукурузу, выращивать картофель. Появились фиговые деревья. Поселок с садом, получивший название Идельэс, разрастался. Сейчас это большой поселок, в котором живут 400 человек. Учитель месье Барер улыбается: «Со вчерашнего вечера уже 401».

Сад и огороды Идельэса — это гордость всего Хоггара. Около четырехсот гектаров посевных площадей. Но не нужно забывать, что это все-таки не черноземы Украины. Трудно себе представить, сколько усилий потратили человеческие руки, чтобы получить те урожаи, которые выращивают здесь сегодня.